Моё сердце в тебе бьётся - стр. 6

– Ты офонарела? – Я на него, он на меня.

– Ты чё ко мне пристал? – вконец психанула я.

– Мороженое бери – и отстану!

– Засунь свое мороженое себе знаешь куда? – поставила я руки в боки.

– Ну и куда? – поджал он свои губешки и прищурил один глаз.

– В… в эту… в попу! – все-таки воинственно выдала я.

– Ах, так? – И Соболевский глубоко и судорожно выдохнул.

Псих ненормальный! А потом я вспомнила все его проделки за последние две четверти и мстительно ему улыбнулась.

– Хотя… а ты знаешь, давай, – благосклонно кивнула я.

– А? – недоуменно воззрился он на меня.

– Ты тупой? – отзеркалила я его вопрос.

– Уж не тупее тебя, – но сказал он это с такой широкой улыбкой на лице, что я сразу же напряглась.

Это какой-то розыгрыш! Ну точно! И как я, балда, не догадалась-то об этом сразу. Наверное, в кустах и его дружки школьные заседают, глумливо надо мной хихикая.

Оглянулась по сторонам, но ничего подозрительного не обнаружила, хотя и не разуверилась в том, что это исчадие ада не просто так вдруг тычет мороженым мне под нос. Ага, а то я наивная дурочка. Вчера обзывал меня инфузорией и глистой, а сегодня вдруг на него снизошло божье озарение?

Да три ха-ха!

– Клубничное, – зачем-то пояснил он и почти вплотную подошел ко мне, держа перед собой аппетитный рожок.

Блин! Клубничное! Мое любимое…

Моя рука потянулась к прохладному рожку, а потом и прикоснулась к его пальцам, что все еще плотно удерживали лакомство, и я чуть не зашипела от омерзения.

Фу, я дотронулась до Соболевского! А-а-а, спасите, помогите!!!

Но все эти мысли пришлось пропустить через себя, а потом и подавиться ими, между тем мило (мило!) улыбаясь своему злейшему врагу.

– Спасибо! – пропела я, аки ангел, и все-таки приняла рожок.

– Не за что, – по-собачьи наклонил голову Соболевский и пристально уставился на меня.

А в следующий момент, не дожидаясь от него подлых выкрутасов, я со всего маху и на зашкаливающем адреналине воткнула клубничное мороженое Соболевскому в его наглую и совершенно невозможную физиономию. А потом (да-да!) хорошенечко его там размазюкала, пока он пребывал в нирване от шока.

Правда, радоваться мне пришлось недолго!

Уже в следующий момент меня сшибли с ног и завалили в сугроб, а потом и скрутили по рукам и ногам, оседлав сверху.

Черт, какой же он был сильный!

Его пальцы, вонзились мне в щеки, а потом с болезненным нажимом на них надавили, вынуждая меня отрыть рот.

– М-м-м, – замычала я и попыталась брыкаться, но он только еще сильнее придавил меня тяжестью своего тела.

– Открой рот, Княжина, – вопил он, – открой!

И он добился своего, надавливая на челюсть все сильнее и сильнее, а потом начал запихивать мне в рот второй рожок с мороженым, приговаривая, как злобный гоблин:

– Ешь! Мое! Мороженое! Ешь!

– Не буду, – выкрикнула я.

– Будешь, я сказал.

– Нет!

– Да!!!

А уже в следующий момент я выдернула руку из-под его колена и со всей дури огрела его по голове пакетом со сменной обувью. Сильно!

– Ах ты! – схватился он за голову, а я, не теряя времени, во второй раз оприходовала его по измазанной мороженым черепушке.

– Получи, фашист, гранату! – завопила я.

– Да я тебя…

– И я тебя! – голосила я на всю улицу. – Ненавижу, Соболевский! Ненавижу!!!

– Дура! – отбивался он от меня, пока я отчаянно колошматила его всем, чем придется.