Моё чудовище - стр. 12

— Вчера, конечно, — проглотив то, что осталось во рту, невозмутимо сообщила Бэлла.

Конкретное время он уточнять не стал, позвал громко:

— Юль! — И когда помощница по хозяйству нарисовалась в арочном проёме, ведущем на кухню, уточнил:

— А ветчина ещё есть?

— Само собой, — откликнулась та.

— Принесёте?

— И колбасу тоже можно, — по-хозяйски дополнила Бэлла, на этот раз всё ещё жуя.

Юля посмотрела на неё, качнула головой, прицокнула языком, но потом обречённо предложила:

— Яичницу пожарить?

— Угу.

— И кофе ещё? Ладно? — попросил Дымов, пояснил торопливо: — Не мне. — Потом глянул на Бэллу. — Тебе большую чашку или маленькую?

— Большую, — по-прежнему не тратя время на раздумья, выбрала она.

— Кто бы сомневался, — пробормотала Юля, скрываясь на кухне.

— Ну а чего? — в праведном негодовании возопила Бэлла ей вслед, выложила с умным видом уже исключительно для оставшихся: — У меня просто обмен веществ такой. Ускоренный.

Точно. Молодой растущий организм, незамутнённый условностями и девственно-неотёсанный. Дикая Белка. И с определёнными допущениями картина маслом — «Игнат Дымов. Детство. Отрочество. Юность».

5. Глава 5

Юля принесла большую чашку с кофе, Бэлла тут же отхлебнула, как кошка слизнула с губ маленькие клочки пышной бледно-бежевой пенки, скорее на автомате кивнула одобрительно.

— Ты правда на улице живёшь? — спросил Дымов.

— Не, — перестав просто так хомячить ветчину с колбасой и теперь сооружая бутерброд из всего для этого подходящего, возразила она. — Сейчас у знакомой. Но у неё однушка и к ней парень приходит.

— А раньше?

— А раньше с бабушкой, — доложила Бэлла, ни на мгновение не отрываясь от еды. — Но она меня выгнала.

— Как это?

Дымов знал, что так случается, но почему-то с трудом верилось. У него же тоже родители были не сахар, но, по крайней мере по-настоящему, а не на словах типа «Сгинь с глаз долой», из дома его не выставляли. Он сам ушёл.

— Сказала, что уже устала, что больше сил её нет и терпеть она не собирается. И не пустит, если я за ум не возьмусь и не изменюсь, — бесстрастно выложила Бэлла, вывела с обиженным негодованием: — А я, чего, унижаться перед ней должна? Я и сама к ней больше не пойду.

— Так и будешь по подругам таскаться? — насмешливо предположил Дымов. — Пока не закончатся. А измениться совсем не вариант?

Бэлла дожевала очередной кусь от своего супербутерброда, запила его кофе и всё с теми же обиженно-негодующими интонациями произнесла:

— Так я пробовала. Не получается.

Да кому она рассказывает? Просто не очень-то и хотелось. Потому что сложно. Потому что катиться по однажды проложенной дорожке дальше, жалуясь, что дело не во мне, а в обстоятельствах, гораздо легче и почти не требует затрат и усилий.

— И бабушку ничуть не жалко?

— Жалко, конечно, — раскаянно призналась Бэлла. — Если б не она, я бы в детдоме осталась. — И тут же оправдалась: — Но я ж сказала. Пробовала — не получается. А так бы я, наверное, хотела. Ну-у, измениться.

— Врёшь, — засомневался Дымов.

— Да правда! — возмущённо воскликнула Бэлла, и он предложил:

— Ну так и возвращайся тогда домой. Попросишь у бабушки прощения.

— Я? — она вытаращилась изумлённо. — Я-то почему?

— А-а, понял, — сочувственно протянул Дымов, повёл рукой. — Так ты ждёшь, когда бабушка тебя сама искать начнёт. Прибежит, пообещает: «Внученька, я тебе больше слова против не скажу, только возвращайся». Вот тогда ты и вернёшься и опять с чистой совестью дурака валять будешь. Да?