Модификаты - стр. 70
Первую неделю я работала почти до изнеможения, догоняя сбившийся график, и с капитаном сталкивалась только в столовой, где он безмятежно мне улыбался и награждал мимолетным поцелуем в щеку, от чего я внутренне сжималась едва ли не до спазмов, усаживался рядом и болтал о чем-то, во что я не вслушивалась. Посещать общественные места, к слову, становилось с каждым днем более тягостно. А все из-за взглядов окружающих. Мне в них все отчетливее виделись осуждение и презрение, общались со мной сухо, будто через силу. Причем как Естественные, так и Модификаты, несмотря на то, что обе, если можно так сказать, фракции держались уже откровенно разобщенно. Однако в отношении меня у них наблюдалось хоть и молчаливое пока, но полное единство. Интересно, во что оно обратится, когда я уничтожу Компенсаторы? Если сумею. Если найду способ. Если рука поднимется на подобное.
Эти бесконечно плодящиеся «если» сводили меня с ума, лезли из каждого закоулка сознания, лишали и без того призрачного подобия покоя. Как бы я ни уставала за день, большую часть ночи проводила, вертясь на словно горящей подо мной постели, разрываемая на части миллионом сомнений и мыслей. А что, если есть возможность избежать окончательной радикальности, но я никак ее не вижу? Что, если нанесенный вред будет несоизмерим с принесенной пользой? Что, если это мое геройство вообще никому не нужно и все, что затеял Тюссан, – это некий естественный эволюционный и иерархический процесс, результат которого в итоге поймут и примут? История дальних космических перелетов изобиловала некими мрачными тайнами, случайными смертями некоторых членов экипажа, поступками, в которых никто не спешил признаваться. Что происходит на корабле, там же обычно и остается, ибо часто мотивы поведения людей, находящихся в изоляции в безумной дали от дома, малообъяснимы в обычных условиях. Прав в итоге остается тот, кто выжил и смог преподнести свою версию событий. Тем более капитан прозрачно намекнул: если Нью Хоуп окажется действительно идеальным новым домом для землян, то никакого обратного полета и не будет. А нет, так на Землю несогласные с ним не полетят. Или не долетят. Я под категорию абсолютно несогласных более чем подходила. И какая мне, в принципе, разница, поймут ли остальные причины моего поступка и осудят или одобрят? Никто не может оказаться на моем месте в тех же обстоятельствах, иметь те же побудительные причины, так что смысл думать еще и об этом? Я собираюсь сделать нечто совершенно необходимое. В этом уверена.
Но, несмотря на то что решение было принято, я провела немало часов, укоряя себя, что бросила все информационные личные кристаллы родителей на Земле. Возможно, там нашлась бы подсказка, хоть малейшая лазейка. Но наследие родителей принадлежало не мне одной, и забрать его с собой в космос, единолично решив его судьбу, я тогда не считала себя в праве, а Титар на связь так и не вышел, так и что теперь сожалеть об упущенной возможности? К тому же я теперь точно знала, что нахожусь под неусыпным наблюдением в режиме 24/7, и начни я изучать эти материалы, это не прошло бы незамеченным.
Дни складывались в недели, решение все не находилось, и ежедневная работа, раньше нисколько не напрягавшая, стала казаться тяжкой рутиной, постепенно толкающей меня в топкую трясину безысходности. К тому же Тюссану надоело просто ждать, когда я одумаюсь и начну искать его общества, и он почти ежевечерне являлся в мой отсек и устраивал совместные просмотры фильмов или пытался втянуть меня в общение в стиле «как прошел твой день, дорогая». На физическом контакте он не настаивал, но я не наивная, чтобы не понимать – это начнется и весьма скоро. Пока же он поступал со мной точно с запертым им в ловушке животным – заново приучал к неизбежности своего присутствия, создавал проклятый условный рефлекс не противиться ему и принимать как должное. Если честно, я не понимала, зачем ему это теперь, когда он добился всего чего хотел. Больше всего это походило на какую-то извращенную форму привязанности мучителя к своей жертве. Ведь садист всегда болезненно зависим от страха, вызываемого им у объекта его агрессии, он в нем нуждается и им подпитывается. А то, что я его боялась, скрывать не удавалось, и не важно, сколько усилий прикладывала, чтобы скрыть свою реакцию. Любое резкое его движение, внезапный поворот головы, смена тона, и мое тело будто льдом сковывало, а в голове мутилось от приступов на грани панической атаки. И эффект привыкания тут оказался бессилен. И капитан видел это абсолютно четко. Наблюдал, не отрываясь, своими зловеще-золотистыми глазами, как я каждый раз справляюсь с собой, пряча инстинктивные проявления собственной слабости, и зрачки его при этом сужались, а крылья идеального носа начинали подрагивать, выдавая изменения дыхания. Ему это, похоже, очень нравилось, а значит, пугало меня чем дальше, тем сильнее.