Многоликий странник - стр. 183
Харлин пронес бутыль мимо него и посветил факелом на оказавшийся здесь же деревянный стол, причем значительно более прочный, чем тот, которым он пользовался ежедневно, и низенький табурет, накрытый пыльной подушкой. На столе стояло несколько свечей. Писарь поджег их от факела, уселся на табурет и принялся возиться с пробкой. Только сейчас стало заметно, что в руках у него не простая бутыль, а емкость, лишенная горлышка. Пробка была глиняной, вся в засохшей смоле и шириной с выпуклое донце. Справившись с ней, Харлин снова опрокинул бутыль, потряс, и на стол вывалился перетянутый пестрой тесемкой свиток.
Фейли присвистнул.
Хейзит склонился над столом, наблюдая, как писарь аккуратно развязывает тесемку и разворачивает широкую ленту кожи, не желавшую выпрямляться после долгого лежания в заточении.
– Что это? – спросил он, хотя не мог не знать ответа.
– Именно то, что я называю «памятью Вайла’туна», – ответил Харлин, ставший как будто даже меньше шепелявить. – И чего в свое время не смог найти ни один из людей, подосланных Ракли. Писарь замка на старости лет занялся собиранием и хранением вина! Вот что они в один голос говорили ему, пока он не потерял ко мне всякого интереса. – Он развернул свиток до конца, разгладил рукой и пробежал жадным взглядом по изломам местами расплывающегося, местами бледнеющего текста. – В замке его называли Сид’э.
– Река времени?
– Вижу, ты неплохо усвоил наши давнишние уроки, Хейзит. Именно так, «река времени». – Харлин причмокнул и облизал губы. – Это – только его часть. Остальные части – вон там. – Он, не оглядываясь, указал себе за спину. – И вот здесь. – Крючковатый палец почесал морщинистый лоб. – Я прочел его весь, когда служил писарем в замке. И почти весь успел переписать, прежде чем Ракли распорядился его сжечь.
– Сжечь?!
Харлин кивнул.
Фейли продолжал смотреть на свиток, внешне сохраняя полное спокойствие.
Хейзит не верил своим ушам. Непреходящей гордостью вабонов всегда было их прошлое, их герои, их подвиги. Легенды передавались от деда к внуку, из уст в уста, ими заслушивались долгими зимними вечерами, они придавали мужество воинам, которые вырастали из внуков, а потом сами становились дедами, и так продолжалось из поколения в поколение. Вабоны знали, что многие, если не все легенды и предания увековечены в длинных свитках и находятся за стенами замка, под бдительным присмотром эльгяр, наиболее грамотных и доверенных писарей и, конечно, самого Ракли. Подробности того, где и как эти свитки хранятся, не разглашались, однако даже подумать о том, что кто-то мог покуситься на них, а тем более уничтожить, было кощунственно.
– Но зачем?!
Харлин покачал головой.
– Боюсь, об этом мы можем разве что догадываться. Или задать вопрос самому Ракли. А когда он не ответит, в чем я не сомневаюсь, то его главному писарю, сочинителю новой истории Вайла’туна, Скелли.
Хейзит где-то уже слышал это имя. Ах да, ведь именно он выписывал по поручению Локлана верительную грамоту, которая сейчас лежала у него в кисете под рубашкой.
– В мое время, – продолжал старик, – Скелли был всего лишь младшим писарем, нечто вроде ученика подмастерья, если подобная должность существует в вашей строительной иерархии.
Хейзит согласно кивнул, вспомнив свою бытность учеником, когда ему позволяли разве что подтаскивать вместе с рабочими камни или мешать в котлах безжалостно вонючий раствор для их скрепления.