Мне снова 15… - стр. 31

До дома мы добирались на метро, по пути заглянув в магазин купить хлеба. Едва переступив порог нашей комнаты – Катька где-то гуляла, – мама скинула туфли и рухнула на кровать, пролежав неподвижно несколько минут.

«А ведь мама ещё нестарая женщина, как же ей, наверное, тяжело приходится без мужа», – подумал я.

– Мам, давай я о больнице песню спою, а ты пока полежи, отдохни и послушай.

– О больнице? – приподнялась она на локте. – И что это за песня?

– Называется «История болезни», недавно сочинил.

Опять пришлось врать, приписывая себе авторство песни Высоцкого. Но вот захотелось маме сделать приятное, а особо-то песен о больнице я и не знал, в памяти всплыла только эта.

Взяв гитару, я ударил по струнам и захрипел, не очень убедительно подражая Владимиру Семёновичу:

Песня маме понравилась, обещала рассказать коллегам. А я на следующий день ближе к вечеру поджидал Шапкина в его подъезде с пузырьком хлороформа, куском марли и набором для татуажа, то есть с иголкой, кончик которой был обмотан нитью, оставляя голым самое острие, и пузырьком туши. Именно так мы делали в детстве друг другу наколки, на память о тех годах у меня на том теле остался уже не очень чёткий рисунок якоря – помню, что мечтал одно время стать моряком.

Мой план был таков: подкараулить Шапкина за дверью и, когда он войдёт в подъезд, усыпить его с помощью смоченной в хлороформе сложенной в несколько слоёв марлей. Затем оттащить под лестницу, которая могла спокойно скрыть двух человек, и по-быстрому наколоть ему на лбу слово «убийца». Как мне казалось, план поистине изуверский, как он после будет сводить эту наколку, я не представлял. В моём отрочестве один мой одноклассник перед вступлением в комсомол выжигал наколку сигаретой. Наверное, и Прокофию Игоревичу придётся подвергнуться какой-то аналогичной процедуре.

Вот только чем ближе было время ориентировочного появления председателя профкома, тем меня больше колотило. Часов у меня не было, поэтому я мог только догадываться, сколько сейчас времени, и, глядя во двор сквозь окно лестничной клетки первого этажа, готовый в случае появления Шапкина тут же рвануться вниз, на исходную. А также скрыться под лестницу при появлении кого-то из жильцов. Совсем ни к чему, чтобы моя физиономия у кого-то осталась в памяти, благо что все четыре двери на лестничной клетке не имели глазков.

Но помимо этого меня очень волновал и вопрос, смогу ли я всё-таки осуществить задуманное. Во-первых, не таким уж я был и отморозком, чтобы вот так легко реализовать такой коварный замысел. Всё-таки сознание пенсионера как-то протестовало против столь бесчеловечного поступка. Конечно, я понимал, что этот Шапкин тот ещё подонок, недрогнувшей рукой отправил отца Егора в лагеря и должен за это понести наказание. С другой стороны, мои моральные устои тоже всячески противились, и утихомирить их мне стоило огромного труда и массы потраченных нервов.

Во-вторых, я далеко не был уверен, что хлороформ подействует моментально. Это герои комедии «Операция „Ы“» как-то уж очень быстро вырубались от приложенного к лицу носового платка, смоченного хлороформом. Но кино на то и кино, чтобы всё преувеличивать. Эх, надо было бы на всякий случай какой-нибудь дубинкой вооружиться.