Мне нельзя тебя любить - стр. 36
— Нет.
У меня в голове еще миллион вопросов. В официальной биографии Быстрицкого его брак подан, как неземная любовь со школьной скамьи. Я и сама думала, что у них в школьные годы были отношения, раз случился залет.
— Мы оба были слишком молоды и не готовы к браку, к семье, к ребенку, — продолжает Лев. — Мы плохо знали друг друга. В школе почти не общались.
— Зачем вы тогда вообще поженились? Неужели не было вариантов..?
— Аборт? — отвечает вопросом на вопрос.
Я мнусь, но да, я имею в виду именно аборт.
— Аборт не рассматривался.
— Почему вы до сих пор не развелись?
Этот вопрос интересует меня больше всего. Почему Быстрицкий не разводится с женой, если гуляет от нее направо и налево? Тогда в восемнадцать он женился из-за ребенка, но сейчас что его удерживает? По-прежнему ребенок? Так он уже взрослый.
— Это сложный вопрос, — отвечает, помедлив. — Много всего было, что не давало развестись.
— А сейчас что не дает? — спрашиваю, затаив дыхание.
— Сейчас уже, в принципе, ничего. Сейчас уже просто Алина мне не мешает. Ну есть она и есть.
Меня с головой затапливает разочарование. Вот так вот, значит. Не мешает. Ну есть она и есть. Все равно, если захочу, буду приставать к девушкам на дороге, везти их в загородный дом и целовать там.
Обида больно жжет под ложечкой, и больше я не произношу ни слова. Лев тоже молчит, погрузившись в свои мысли.
Мы доходим до парадной двери в дом. Лев пропускает меня вперед. Свет нигде не горит. Мы стараемся ступать тихо, но каждый наш шаг в этой гробовой тишине кажется очень громким.
Поднимаюсь по лестнице на второй этаж, Лев следует за мной. Там я сворачиваю в свое крыло. Быстрицкий по-прежнему шагает за спиной. Его комната что, рядом с моей?
Останавливаюсь у своей двери и опускаю ручку. Лев тоже останавливается. Переступаю порог, он делает шаг следом. В ужасе поворачиваю на него лицо. Лев перехватывает дверь и тихо ее прикрывает.
— Что ты делаешь!? — громко шепчу.
Он не отвечает. Опускает руки мне на талию и впечатывает меня в комод.
— Ни о ком не могу думать, кроме тебя, — говорит мне в губы.
— Не надо, — судорожно прошу.
Тело охватывает дрожь. Лев не целует меня. Опустился своим лбом на мой, дышит мне в губы, водит пальцами по волосам и лицу.
— Ты сошел с ума.
— По тебе.
Я тряпка. Я не могу его оттолкнуть, не могу прогнать, не могу ударить. Стою и дрожу, ловя его дыхание на своих губах, запоминая его прикосновения к моей коже.
Дура ты, Ира, говорю сама себе и продолжаю бездействовать. Он женат. Он твой конкурент.
Он твой женатый конкурент.
И все равно не отталкиваю его. Наоборот, руки-предатели тянутся к его лицу. Пальцы сводит — так сильно хочу прикоснуться.
И прикасаюсь. Одну ладонь запускаю в волосы. Второй провожу по щеке.
Лев целует меня. Наконец-то. Я как будто всю жизнь ждала этого поцелуя.
Как будто была рождена для него…