Млечный путь - стр. 4
– Ира, а что конкретно здесь изображено? – Не боясь показаться серой, спросила я.
– Это же наш Млечный путь! – Уничтожив меня презрительным взглядом, ответила Ирина. Я астрономией никогда не увлекалась. И вот результат – «наш» Млечный путь сразу не признала. – Ах, да Млечный путь… – пришлось подхватить мне. Интересно, почему «наш»? Можно подумать, что есть ещё какой-то Млечный путь – «не наш».
Через 10 минут «Млечный путь» занял своё место на стене.
– Пошли пить чай! – Сказала я, подталкивая гостей снова к столу.
Ира взглянула на свои изящные часики. – О, прошу прощения, я должна откланяться. Страшно рада была всех снова повидать.
– Ириша, а вкусный тортик?
Ира картинно развела руками и с пафосной грустью и нарочитой отчётливостью произнесла: – НУ НЕ МОГУ!
– За мной сейчас подъедут. Надеюсь, что скоро увидимся. В следующем месяце в ДК Ленсовета будет презентация нашей новой программы. Приходите! Я пришлю приглашения.
И одарив всех и каждого в отдельности своей солнечной улыбкой, она выпорхнула в прихожую, оставив нам на память ароматный шлейф дорогих французских духов.
Как только за Ириной захлопнулась дверь, Маша широко открыла рот, распахнула глаза, сделала глубокий вдох, и из неё полилась горячая лава. Это был поток междометий и восклицаний, перемежаемый, правда, иногда прилагательными. Другие части речи появлялись реже. Тем не менее, общий смысл сказанного вырисовывался легко. В переводе на нормальный язык, Маша давала Ирине характеристику заносчивой выскочки, бездарной, но настырной, сделавшей свою карьеру известным способом, ловко перепрыгивая из одной постели в другую, а весь её лоск – это тряпки и ухищрения стилистов.
– Маша, прекрати сейчас же! Это моя подруга, я её люблю, и не надо поливать её грязью, тем более в мой день рожденья! Мне это неприятно. Поэтому скушай кусок торта и смени пластинку. Маша насупилась, потому как, кто же любит, когда ему затыкают рот, но возражать не стала и действительно принялась за торт.
Костик к этому моменту сидел на диване, наслаждаясь футболом на экране телевизора. Разговор дальше как-то не очень клеился, да и Бозик затосковал и тихо поскуливал под столом.
– Завтра всем рано вставать, – сказала Маша, вздохнув. – Пойдём, Костик, Жанночке надо отдохнуть.
Мне действительно надо было отдохнуть. Пустота нашего общения меня настолько вымотала, что когда за любимой сестрой и любимым зятем закрылась дверь, я испытала прямо-таки животную радость. Точно такую же радость явно испытывал Семён Семёныч, выбежавший прямо мне в ноги из-под дивана. И мы, как два сообщника, только что завершившие выгодное дело, бодро прошествовали в кухню. Я с высоко поднятыми руками, раскалывавшими ненавистную причёску, он – с высоко поднятым хвостом.
На кухне каждый получил свою маленькую радость. Семён Семёныч уткнулся в Китекэт с рыбой, а я закурила сигарету Вирджиния слим. При Маше я старалась не курить. Она терпеть не могла табачный дым и не воздерживалась от едких и нудных нотаций в мой адрес. Несмотря на то, что моё курение длилось уже двадцать лет, Маша не могла мириться ни с чем, что не вписывалось в её личный кодекс правил достойного поведения.
Сигарета меня совершенно успокоила, душ умиротворил, и я быстро нырнула в постель. Глаза слипались, я поворочалась, ища самое удобное положение, и на две секунды приоткрыла левый глаз. «Млечный путь» в слабом освещении некоторых неспящих ещё окон дома напротив, уставился на меня тысячами глаз. И вдруг одна звёздочка зашаталась, отделилась от картины и полетела прямо мне в лицо! Я вскрикнула, и всё исчезло. Я закрыла глаза и сказала себе: «Я сплю», и действительно заснула.