Млава Красная - стр. 20
Но настал час, когда Мы должны сказать, что миролюбие и терпение Наши исчерпаны до дна. Высокомерное упорство властей Ливонских вынуждает Нас приступить к действиям более решительным. Того требует честь и достоинство России и всего народа русского. Силой оружия предстоит доблестным войскам Нашим добиться того, чего не смогли Наши миролюбие и добронравие. Проникнутые убеждением правоты своего дела, Мы, в смиренном уповании на волю Всевышнего, сим объявляем верноподданным Нашим, что отдан приказ войскам Державы Российской встать у ливонских рубежей. Тем даём Мы последний шанс герцогу Ливонии одуматься и вернуться на путь, предначертанный для нас Всевышним, путь кротости и милосердия к тем, кто Его волею проживает под тем или иным скипетром.
Если же и это, последнее, предупреждение не окажет должного действия, то войска Наши получат приказ перейти границу, принудив власти Ливонские подписать Указ о Равноправии.
Дано в Анассеополе, сентября 2-го дня, лета от Рождества Христова 1849-го, царствования Нашего в 19-е.
Арсений.
Василевс аккуратно свернул свиток, не глядя, протянул назад наследнику. Командир гвардионцев подал коня вперёд:
– Парад, слушай мою команду!..
Вновь грянули барабанщики, и, словно испугавшись катящейся через весь Анассеополь раскатистой барабанной дроби, поспешно разошлись осмелевшие было в последние минуты тучки. Проглянуло солнце; Кронидов столп осветился с вершины до подножия, вспыхнула начищенная бронза коленопреклонённого воина на нём, и точно так же вспыхнули кирасы кавалергардов с конногвардейцами. Русские полки, поворачиваясь с немыслимой, на первый взгляд невозможной чёткостью, печатали шаг через площадь, вслед за проплывающими знамёнами.
Лорд Грили расправил плечи, глядя на марширующие шеренги с хорошо отрепетированным для подобного случая пренебрежительным прищуром. Мол, в шагистике-то вы хороши, спору нет, и с Буонапарте вам повезло, а вот если дойдёт до дела сейчас? Француз напряжённо разглядывал в лорнет неподвижную свиту василевса. Австрияк многозначительно улыбался – намекал, что именно этого-то он и ждал. Любопытный испанец, не скрываясь, любовался роскошным зрелищем – дела ливонские и даже прусские Толедо не задевали никоим образом. Осман возвёл глаза к северному небу – благодарил своего Аллаха. Лицо серба бесстрастностью могло сравниться разве что с лицом персиянина и… графа фон Шуленберга.
Полки шли. Василевс, наследник, свита отдавали честь каждому проплывавшему мимо них знамени. Казалось бы, всем одинаково – однако, когда, возглавляемый огромным подполковником, двинулся стрелковый батальон, отличавшийся от прочих армейцев и даже гвардии блестящими штуцерами, василевс чуть заметно улыбнулся.
Это было его детище – созданные высочайшим повелением двенадцать лет назад отдельные батальоны, куда набирали охотников-добровольцев и платили им приличное жалованье. Штуцерные части далеко не во всём походили на обычные армейские. Сюда направляли отличившихся, лучших офицеров, кого раньше определили бы в гвардию или, на худой конец, в артиллерию. Давали свободу и командирам, учили не шагистике, а стрельбе и не жалели огневого припаса. Для них государь, не скупясь на расходы, заказал у американских федератов невиданные штуцера, заряжающиеся с казённой части