Младший научный сотрудник-7 - стр. 13

– Это Петя такой, – сказал я ему, – Балашов.

– Привет, Петя, – рассеянно отвечал он, – слышал, что ты высоко поднялся там.

– Ну так, – не стал я подтверждать избитые факты, – где-то на уровень Уральских гор, до Пика Коммунизма мне еще далеко.

– Слушаю тебя, Петя.

– У меня небольшая проблема образовалась, – сообщил я, – по медицинской части.

– А что, сам-то ты себя вылечить не в состоянии? – удивился Молотов, – хорошо помню, как ты с той бластомой разобрался, до сих пор перед глазами стоит. Как она, кстати, носительница этой бластомы?

– Все хорошо у нее, – со вздохом ответил я, – пошла рецессия. Чего про меня никак не скажешь – как там в народной поговорке… сапожник ходит без сапог, а электрик сидит без света.

– Я понял, – судя по звуку Молотов на той стороне пожевал губы, – подъезжай… да прямо сейчас можно – все сделаем в лучшем виде. Тебе врач какого профиля-то нужен?

Назвал профиль, он подтвердил возможность осмотра, сказал, кого вызвать с проходной, и я недолго думая сорвался с места на своей уже обжитой Волге ГАЗ-31. Как одолел расстояние до Мичуринского проспекта, даже не заметил. Меня там встретил сумрачный товарищ в белом халате и шапочке и провел на третий этаж.

– Тэээк, – сказал товарищ Молотов, увидев меня входящим в лабораторию, – что там Гиппократ говорил, напомнить?

– Врачу – исцелися сам, – вылетело из меня на автомате. – Но этот афоризм сейчас не работает… точнее работает, но в ненужную сторону.

– А это как? – заинтересовался он.

– Определяет, что у меня что-то не в порядке, а что именно, говорить отказывается, – пояснил я.

– Это бывает, – заметил Молотов, и в эту минуту дверь открылась и в лабораторию вошел товарищ Чазов.

– О, кто к нам пожаловал, – весело обратился он ко мне, – товарищ Балашов собственной персоной.

– Так точно, товарищ директор. – бодро ответил я, – поживешь с вами – научишься есть всякую гадость, как говорил товарищ Карлсон.

– Что случилось? – перешел он к делу.

– Был недавно в гостях у Джуны, – решил я расколоться до конца, – и сдуру попросил ее продиагностировать себя…

– И она нашла у тебя неизлечимый дефект, – продолжил эту мысль за меня Чазов. – Причем срок оставшейся жизни отмерила в 3 месяца, так?

– 6 месяцев, – уточнил я, – а в остальном все верно. Откуда знаете?

– Имел дело с Евгенией Ювашевной ранее, – рассеянно ответил он.

– Евгенией? – не понял я, – она вроде представляется как Джуна.

– Это творческий псевдоним, а по паспорту она Женя. Любит она народ пугать своими пугалками… так что там, говоришь, она у тебя обнаружила?

Я подробно пересказал все, что мне напророчила Джуна, после чего Чазов махнул рукой и сказал Молотову:

– Как обычно, по схеме номер два, – и вышел обратно в коридор.

– А что, – тут же поинтересовался я, – еще есть схемы номер один и три?

– Есть, Петя, – ответил Молотов, ласково глядя мне в глаза, – но вторая надежнее. Закрой глаза и расслабься, я тебе наркоз вколю.

––

Очнулся я оттого, что меня трясли за плечо…

– Уже все? – спросил я, пытаясь подняться с лежанки.

– Лежи-лежи пока, – осадил меня Молотов, сдирая резиновые перчатки, – минут пять-десять тебе сложно будет ориентироваться в пространстве.

– Все понял, лежу и не отсвечиваю, – покорился я, – диагноз-то когда огласите?

– Вот сейчас встанешь, мы все вместе пойдем в кабинет к Евгению Ивановичу, там все и узнаешь.