Миттельшпиль - стр. 17
– И свет приведет меня домой, – подхватывает Рид.
Он склонил голову, но втайне он ликует.
Он знает, что, когда они догадаются, будет уже слишком поздно, и Асфодель, которая из-за этих узколобых дураков, стоящих сейчас вокруг него, была вынуждена создать его, своего убийцу, будет отомщена.
Остается только ждать – и его кукушата расправят крылья, и вселенная будет в его руках.
Астролябия
В кабинете никого; астролябия Асфодель продолжает вращаться. Планеты скользят по раз и навсегда установленным орбитам; звезды из драгоценных камней вычерчивают траектории, точные, как на самих небесах. Они совершают оборот за оборотом, кружатся, порой проходя всего в нескольких миллиметрах друг от друга, но все же не сталкиваясь, и кажется невозможным, что нечто настолько замысловатое, не связанное с реальным космосом, может существовать в физическом пространстве. Заглянув внутрь этого механизма, можно увидеть само время: дюйм за дюймом, день за днем он моделирует его, преобразуя в соответствии с ограниченным человеческим восприятием.
Когда астролябия замирает, пусть даже на мгновение, мироздание сотрясается. Когда она снова приходит в движение, время возобновляет свой ход.
Пока росток набирает силу, проходит слишком много дней, чтобы описывать каждый из них, поэтому астролябия вращается, круг за кругом, быстрее и быстрее; но вот семь лет позади, и Доктрина, распределенная между шестью телами, шестью потенциальными носителями, разбитыми на пары, в каждой из которых двое детей так далеко друг от друга, насколько позволяет география страны, – Доктрина становится достаточно зрелой, чтобы заявить о себе.
Невозможный город близко.
Девочка была ужасно бледной, в волосах и между пальцев босых ног запутались водоросли. Она вся блестела, переливаясь серебром, будто ее обсыпали блестками и отправили посмотреть, что творится на свете.
– Что ты такое? – спросила Циб, от восторга забыв про манеры.
Эйвери ткнул ее локтем в бок, но поздно – вопрос уже прозвучал.
– Меня зовут Нив, – ответила девочка. – Я живу в городе, что лежит в глубинах озера, и там так холодно, что лед тает раз в сто лет.
– Люди не живут в озерах, – сказал Эйвери. – Там нет воздуха. Только вода. Люди не умеют дышать водой.
– Да, но, видишь ли, там, откуда я родом, люди вообще не дышат. – Нив улыбнулась, показав жемчужно-белые зубы. – И только когда тает лед, мы поднимаемся на поверхность и смотрим, как живут другие люди. Но, когда я была на берегу и собирала камушки, налетела буря, появилась Паж застывших вод, схватила меня и отнесла Королю кубков. Он очень жесток, и он так долго держал меня при себе, что лед накрепко застыл, и теперь до следующей оттепели я просто утонувшая девочка без своего города.
– Сто лет – это так долго, – сказал Эйвери. Он постарался особо не задумываться о том, отчего так блестит ее кожа, или о том, что, по ее словам, там, где она живет, люди не дышат. Наверняка она пошутила. – Не будешь ли ты к тому времени слишком стара, чтобы плавать?
– Конечно нет. Когда я дома – я не дышу, когда я здесь – я не старею. Так что я точно смогу вернуться, нужно только не упустить момент.
Но Циб казалось, что есть вопрос поважнее:
– А кто такая Паж застывших вод?
Нив нахмурилась.