Мистика - стр. 41
- Вы не понимаете… Еще мой отец и его брат – сыновья этой женщины, не хотели иметь с ней ничего общего. Всякие упоминания о бабушке пресекались взрослыми, а мы иногда по-детски задавали такие вопросы. Я не буду повторять то, в чем не уверен на сто процентов. Но я вырос с этим, это вложили в меня с детства. Упоминание о ней не приветствовалось в наших семьях.
- А причина? – настойчиво интересовалась я, останавливаясь на вершине холма возле покосившегося деревянного строения. Вокруг темных стен оставалось небольшое открытое, поросшее травой пространство, а дальше, обнимая его и организуя камерный ансамбль, поднимались высокие деревья. Креста на церковном куполе не сохранилось. Под самыми стенами виднелись три небольшие могильные плиты из битого временем камня с полустертыми надписями на них. Над двумя старинными захоронениями даже сохранились низкие каменные кресты. В церковь можно было войти свободно, но я не спешила делать это, а смотрела на мужчину и понимала что, что бы он ни сказал сейчас, я останусь на стороне бабы Мани.
- Причина? Я не хотел бы говорить об этом. Просто объясняю, почему не знаком с этой женщиной.
- Хорошо. Тогда куда вы хотели отселить ее, если собирались снести старый дом?
- Алена! - слегка повысил он голос, но сразу же взял себя в руки: - Я не знал, не был уверен – жива ли она вообще? Безусловно, теперь я пересмотрел свое решение – этот дом будет принадлежать ей.
- Не думаю, что это решит проблему. Потому что ей нельзя больше оставаться одной - не тот возраст и не то здоровье.
- Хорошо… хорошо, я понимаю, все понимаю. Эту женщину выгнал из дому муж за ее поведение. С тех пор у нее нет семьи, сыновьям было по двенадцать лет.
- И за что? За что ее выгнали? Дети – понятно, что им говорили, тому они и верили. Но какое-то объяснение все-таки должно быть?
- Да! Эта женщина была кем-то вроде местной куртизанки. От нее даже откупались продуктами и деньгами, чтобы она отступилась от мужей. Я не хотел говорить это, но вы же не успокоитесь?
- И все же вы сказали… И очень упали в моих глазах, Владимир Борисович, хотя вряд ли вам есть до этого дело. Извините, - опомнилась вдруг я, вспоминая, что обязана ему своей свободой. Это не оправдывало его, но мне нужно бы быть более сдержанной, а попросту - не лезть в бутылку.
- Так что будем делать с домом? – мирно уточнила я.
- Строить, - твердо ответил он, - мы войдем внутрь?
- Не боитесь? – ухмыльнулась я, глядя в сторону входа – темного провала в серой от старости стене.
- Не чую на себе греха. Вы же об этом? О том, что «не суди…»? Я никого и не сужу, просто объяснил вам.
- Я о том, что строение, похоже, ненадежно. А вы… оставили в опасности, оставили без помощи, даже не попытавшись разобраться, даже не поинтересовавшись… в голове не укладывается, и опять - извините. Я, наверное, не имею права…
- «Не суди…»? Так мы войдем или теперь уже вы боитесь?
Я молча шагнула в пустой дверной проем. Пол – то ли земля, то ли доски – не угадывался под толстым слоем сухого голубиного помета. Своим приходом мы спугнули жильцов этого дома – под крышей гулко и резко захлопали крылья – со стропил сорвались голуби, заметались и вылетели через одну из дыр в кровле. На высоком внутреннем куполе действительно, еще угадывались фигуры и лики святых – поодиночке и группами. Слева вдоль стены поднималась деревянная лестница с частыми провалами вместо отдельных ступенек. Я улыбнулась, вспомнив Ромку – наверняка они с друзьями лазили и туда – на звонницу. Даже с риском для жизни, а может, тогда ступени еще не провалились?