Мистика странствий. Юго-восточные путешествия. Записи о сверхвозможностях человеческого сознания. Часть II - стр. 15
Второй день. Дорога к Яномотри
Не доезжая Уттаркаши останавливаемся. Долго торгуемся с Батраном о денежной надбавке за поездку по новому маршруту. Наконец принято решение снова поворачивать на север. До Яномотри 100 км и новые пропасти. Ну что ж, есть время поработать со страхом высоты, с другими страхами, помедитировать, растворившись в безмыслии, позаниматься пранаямой. Не хочется от чего-то зависеть, хочется научиться управлять инстинктами и научится непривязанности.
Пока поток Яномотри под нами довольно мощный. Он соединяется с Ганготри в районе Харидвара. Но по мере подъема по ущелью поток будет уменьшаться и где-то там, под вновь открывшимися перед нами снежными вершинами превратится в маленький ручеек. На скалах по обе стороны дороги растет великолепный кедровый лес. Аромат хвои и чистота горного воздуха во время автомобильной остановки воспринимается как нечто запредельное, придает состоянию необычное ощущение.
Проезжаем скрытую в лесу воинскую часть. В ряд стоит укрытая брезентом автотехника и часовые на вышках. Местами по обрывам растет пожелтевший лиственный подлесок и особенно красиво бывает на поворотах, там, где долина просматривается на большом протяжении – тогда сочетание бурлящих порогов, красок осени и зелени хвойного леса напоминает Алтай, Кавказ, словом, Россию. Да… с умом трудно совладать, куда ни кинь взгляд – наружу или внутрь себя – всюду возникают ассоциации…
Ближе к вечеру, наконец, добираемся до поселка, который обозначен на карте, как Yamnotri. От него паломническая тропа идет к самому верхнему храму, стоящему в начале истока Яномотри. Поселок вытянулся по ущелью, во всяком случае, есть где спрятать машину. Батран загоняет ее в самую тесную улочку рядом с подвесным мостом через реку. Стоящий на мосту парнишка показывает мне направление, где находятся храмы. Оказывается, самый старый, которому, по его словам, уже две тысячи лет, расположен совсем рядом, на другом берегу реки. Я направляюсь туда по мосту, по пути встречаю четырех итальянцев, которые предупреждают меня, что вверх по паломнической тропе ходить запрещено, все закрыто с первого ноября. На вопрос почему не пускают, они отвечают, что у индусов какой-то договор с китайцами – рядом граница. Позже от одной девушки из группы Сумирана узнаю, что после первого ноября в горах появляются особо сильные энергии – возможно с этим как-то связано. Во всяком случае, она об этом прочитала в индийской газете. «Ну и пусть, – думаю, – это для вас закрыто, а мне необходимо подняться хотя бы до одного истока Ганги, иначе ради чего все это было затеяно?…»
Поднявшись тропой вверх по обрывистому берегу, иду грязными улочками деревеньки. Везде закрытые на замок постройки – видимо, летом, в период паломничества миллионов индусов местные делают здесь на ночлеге хороший бизнес. Улочки настолько тесны, что приходится заходить в чей-то двор, чтобы пропустить крестьянина, везущего запряженную ослом телегу с сеном. Встреченные пацаны указавают дорогу к храму, провожая меня удивленным взглядом и открытыми ртами. Прохожу мимо женщины, которая, сидя на пороге дома, кормит младенца грудью. В другом дворе вижу девочку лет четырнадцати с красивыми тибетскими чертами лица. Ее стройный стан обтягивает чистая ярко-синяя кофточка. Она энергично орудует вилами, вороша сено и вытирая со лба пот. Я не могу не засмотреться на нее и на ее труд. И снова ум ищет пищу для рассуждений, и непроизвольно складываются в голове мысли-образы: «Ей бы в городе жить, она бы могла осчастливить любого! Но, возможно, ей суждено оставаться в этом поселке под снежными горами всю жизнь…»