Мистер Пропер, веселей! - стр. 8
– Миша, – Анна Геннадьевна встала у изголовья, как карающий ангел.
Человек разлепил веки, попытался сесть и закашлялся. Мокрота и слизь полетели от него во все стороны.
– Где мои деньги? – жёстко спросила Анна Геннадьевна.
Продолжая кашлять, человек замахал на неё руками. Жена подскочила к нему и сунула в руку скомканный носовой платок. Отхаркнув в него содержимое лёгких и носоглотки, Михаил Сергеевич вытер по кругу свои распущенные губы и наконец удостоил Анну Геннадьевну осмысленным взглядом.
– О! Кто к нам пожаловал, – ёрничая, произнёс он, – сама Железная Анна!
– Он вернёт, – робко вставила жена.
– Я больше… я больше не могу ждать, – сухо заметила Анна Геннадьевна, – я звоню Кириллу. Да. Где здесь телефон?
Не обращая на неё внимания, Михаил Сергеевич спросил у супруги:
– Мария, не пора ещё пищу принимать?
Та молча убежала на кухню и скоро вернулась с тарелкой, полной куриного бульона со «звёздочками».
– С Вашего позволения, Анна Геннадьевна, я отобедаю, – Михаил Сергеевич свесил голые бледные ноги с кровати и, прикрывая пах комком одеяла, придвинул к себе стоявший рядом табурет, на который его жена заботливо поставила суп.
– А где приборы? – спросил он, рукой зачёсывая назад сальные рыжие волосы.
– Сейчас, – жена принесла с кухни ложку и кусок хлеба.
Михаил Сергеевич с аппетитом принялся за еду. В это время Анна Геннадьевна отыскала наконец телефонный аппарат, спрятанный в одном из углов под кучей хлама, и набрала номер, несколько раз резко повернув трескучий пластмассовый диск. На лице её читалось сильное раздражение.
– Кирилл, это я, – произнесла она в трубку, – моё терпение лопнуло. Да. Отдаю… отдаю за пятьдесят.
Жена Михаила Сергеевича упала в ноги Анне Геннадьевне и начала хватать её за руки, повторяя:
– Анна Геннадьевна, он отдаст, честное слово, отдаст. Анна Геннадьевна, ради Христа, детей пожалей!
Анна Геннадьевна положила трубку и позволила Марии отобрать у неё телефон.
– Поздно, – сказала она, – Миша сам во всём виноват.
Михаил Сергеевич продолжал стучать ложкой, доедая бульон.
– Жалости в тебе нет никакой, Анна Геннадьевна, – философски заметил он, – никакого христьянского милосердия.
– Пойдём, – коротко бросила Анна Геннадьевна, обращаясь к Н. И.
Когда они вышли на улицу, она, заметив обескураженное выражение на лице спутника, объяснила:
– Миша – хороший… хороший человек, но пьющий. Да. Сильно. Когда-то мы с ним влезли вместе в одно прибыльное дело, и я… я вложила, – тут она назвала сумму, от которой у Н. И. потемнело в глазах, – но Миша, как всегда, не вовремя запил, сделка сорвалась, деньги пропали. Да. Он обещал отработать, обещал, но так и не отработал. Несколько раз я пыталась его лечить от запоя, сдавала в наркологию – всё бесполезно.
Они сели в «мерседес» Анны Геннадьевны, где та закурила.
– Вы не курите? – спросила она, покосившись в его сторону.
Н. И. отрицательно мотнул головой.
– А я вот курю. С такими нервами… да, с таким нервами не курить невозможно.
Через некоторое время к дому подъехала чёрная «девятка», и оттуда вышел человек со спортивной сумкой. Он отдал сумку Анне Геннадьевне со словами:
– Тут пятьдесят процентов. Можешь пересчитать.
– Верю.
– Жена, дети дома? – спросил человек.
– Дома.
Он с сожалением почесал лысую голову и, кивнув в сторону «Нивы», стоявшей перед подъездом, поинтересовался: