Миссис Калибан - стр. 2

Она выскочила в гостиную… и заскочила обратно с такой прытью, что могла бы оказаться каким-нибудь механическим метеорологом в детском снежном шарике или фигуркой на средневековых часах, которая проскакивает по нижнему балкону, пока циферблат показывает стрелками час.

Это машинальное мгновение – она принимается нарезать морковь и сельдерей, раскладывает по вазочкам чипсы и орехи – пребывания как бы на автопилоте, когда сознание у нее пригашено, оказывается не просто пресловутой тупостью домохозяйки, но и необходимым условием для ее великого виденья: Ларри. Ларри одновременно силен и привлекателен, но к тому же он – как дитя, кому нужно, чтобы она его защищала, любила и обучала. Он обожает авокадо, и ему нужно помочь с пониманием рекламы, какую он видит по телевизору.

Если посмотреть с одной стороны, явление Ларри на кухне у Дороти – неудивительно; Дороти слышала по радио о некоем существе по кличке Чудовище Акварий, которое сбежало из Института океанографических исследований, убив при этом охранника и ученого. Но, с другой стороны, она много чего в последнее время по радио слышала. Например, чуть раньше под конец рекламы сухой смеси для кексов радио сказало: «Не волнуйся, Дороти, будет у тебя еще один ребенок… Гарантию даю». Еще она слышала историю «о курице, которая умела играть на скрипке, – "Хейфеце курятников"»[2], как звали эту птицу, – а потом через знакомых выяснила, что эту передачу не слышали другие, кто, очевидно, настраивался по шкале на ту же волну. Но Дороти не просто (неинтересно) чокнутая. Радио ее – «крупный темно-коричневый старомодный приемник – из тех, что похожи на готический собор 1930-х годов». У Дороти могучее воображение, но оно же и послушно ей. Известие о Ларри приходит посредством чего-то, напоминающего религиозную среду, но в действительности оно – проводник очень всамделишных (пусть и незримых) волн, какими наполнено пространство вокруг нас.

Рейчел Инглз попадает в ту категорию писателей, кто знаменит своей нечрезмерной знаменитостью, пусть они и эдак прославлены своим таинственным недостатком славы. Леонора Кэррингтон, Джейн Боулз[3], Барбара Пим – все это писательницы, отмеченные критикой и ценимые другими писателями, и я ловила себя на том, что читаю их всех в книгах, выпущенных в сериях вроде «Непереиздаваемые шедевры» или «Забытая классика». Рейчел Хоумз Инголлз родилась в Кембридже в 1940 году, степень бакалавра гуманитарных наук получила в Рэдклиффе[4], а вскоре после этого переехала в Англию, где жила ее двоюродная бабушка. Первая книга Инголлз «Кража» (Theft, 1970) получила какую-то премию, но к середине 1980-х годов она уже написала несколько книг, которые разошлись, по отчетам ее редактора, каждая в количестве 200 экземпляров. («Единственные настоящие деньги, что я зарабатывала, поступали из Голливуда», – говорила Инглз[5].) В своей долгой писательской жизни она предпочитала почти не заниматься саморекламой, не выступала с чтениями, не давала интервью – но все это просто потому, что чувствовала, что это не ее, а не из какого бы то ни было принципа.

Затем в 1986 году «Миссис Калибан», тихонько опубликованную в 1982 году, Британский совет книжного маркетинга назвал «одним из 20 величайших американских романов», написанных живущими писателями после Второй мировой войны. (Инглз была в этом списке единственной женщиной; Мэри Маккарти