Миры и Судьбы - 3 - стр. 40
- Идемте.
Конечно, Александра боялась реакции Регины, когда девушка увидит чужих детей, но ничего другого ни предложить, ни придумать она не могла.
Ангелы пожимали плечами и смотрели на нее с надеждой.
Были просмотрены десятки вариантов развития событий, но какой окажется реальным, никто не мог сказать.
- Все в воле Создателя, - прошептал Ангел.
- Она сильная, она справится, - прорычал Демон.
Александра открыла дверь в палату.
Не важно, какой диагноз был бы поставлен пациенту в какой-то иной клинике в недалеком будущем. Здесь и сейчас его лечили от олигофрении, не задумываясь о том, что действительно происходит с ребенком. Возникает универсальный стереотип взгляда врача на больного: болезнь – это «процесс», который течет где-то внутри больного. Мы ничего не знаем об этом процессе, кроме того, что его нужно «оборвать» с помощью лекарств.
И маленьким пациентам, так же как и взрослым, кололи и спаивали все те же психотропы. И не дай Бог было ребенку закапризничать или впасть в истерику: доза неумолимо увеличивалась ровно до той поры, пока от мозга не оставалась одна оболочка, пока не "подсаживалась" окончательно печень, пока не переставали функционировать почки. В финале такого "лечения" развитие детей затормаживалось, и даже те, кто в наши дни был бы признан всего лишь излишне гипперактивным ребенком, склонным к истеричности, через довольно-таки короткое время мало чем отличался от олигофрена в стадии дебильности. Так же молча, пустым взглядом, смотрел в никуда, так же был неспособен к элементарной гигиене, не говоря о каком-то обучении.
Зрачки Регины расширились от боли при виде этих деток.
Палата, куда привела ее Александра, была рассчитана на детей достаточно большого возрастного диапазона: от трех до семи лет. Груднички, которым предположительный диагноз ставили уже в момент рождения, были в другой палате, вести Регину туда, Александра побоялась.
Дети возились на ковре, постеленном на пол, что-то лопоча, отбирая друг у друга мягкие игрушки или просто сидели, покачиваясь, погруженные в свои маленькие мысли.
От ковра дурно пахло. Штатная санитарка не давала себе труда тщательно замывать следы и лужицы, просто протирала их раствором хлора, от которого ковер давно стал пегим, с расплывшимся, когда-то красивым, узором. Хлор выветривался, а запах мочи и экскрементов, которыми дети почему-то любили играть, тщательно втирая их в ворс ковра, оставались надолго.
Врачи морщили носы, но по инструкции придуманной кем-то где-то в детской палате на полу обязан был быть ковер, а кто и как его будет содержать в чистоте - это вопрос не к медицине.
Санитарки отгавкивались, когда им указывали на вонь в палате, угрожали, что уволятся к чертовой матери, что пусть найдут еще других дур, которые будут этим дебилам жопы подтирать. В результате все оставалось по-прежнему: когда запах становился уж слишком нестерпимым, в палату приносили ведро с раствором хлора и обильно смачивали ворс.
Регина подошла к детям, играющим в свои непонятные игры, присела на край ковра:
- Привет. Я Регина, давайте играть вместе.
Пара голов обернулась на голос, пара глаз оторвалась от созерцания неведомых глубин ковра, никто не подошел, каждый ребенок продолжал жить в своем мире.
Каждый раз, идя в детское отделение, Александра звала с собой Регину. Девушка послушно одевалась и молча, шла за санитаркой.