Миртаит из Трапезунда - стр. 13
Я схватил свой вещевой мешок, что был доставлен с корабля вместе с багажом ромейской принцессы, и первым забрался по хлипкой деревянной лестнице наверх. Помещение над конюшней показалось мне вполне сносным для того, чтобы провести в нем ночь. Оно было вместительным и чистым, а дощатый пол, на котором беспорядочно лежали набитые соломой тюфяки, был устлан хорошо просушенным душистым сеном.
Дворцовые слуги принесли горячей воды для умывания, а также вино и в достатке еды: пшеничных лепешек, твердого сыра и теплой жареной телятины.
– Здесь не так плохо, господин, – заметил я, жадно набивая свой желудок едой.
– Безобразие, Филат! Как они посмели разместить нас на конюшне! – никак не успокаивался Ливадин. – Завтра я поговорю с императором Василием, и он обязательно устранит сие страшное недоразумение!
Я же был сыт и доволен. Растянувшись на мягком соломенном тюфяке, я закрыл глаза и мгновенно провалился в глубокий безмятежный сон.
Проснулся я ранним утром следующего дня. Оглядевшись, я увидел, что наши попутчики с корабля по-прежнему крепко спят, а вот лежак Ливадина пустует.
С осторожностью я спустился вниз и, выглянув из ворот конюшни, увидел своего господина. Ливадин стоял на парадном крыльце, ведущем во дворец, и разговаривал с императорскими стражниками. Догадавшись, что мой учитель с самого утра пытается получить аудиенцию у императора Василия, я мысленно пожелал ему удачи.
За моей спиной послышалось бодрое лошадиное ржание. Я обернулся, с любопытством разглядывая императорскую конюшню. Стойла лошадей оказались расположены только на одной ее стороне, а именно там, где конюшня вплотную прилегала к восточной крепостной стене Цитадели. Неспешно я двинулся мимо лошадей, которые живо мотали своими головами, как будто приветствуя меня.
Невольно я вспомнил о своем отце. В нашем доме, который располагался в пригороде Константинополя, тоже была конюшня. Однако к моменту, когда я стал достаточно взрослым, чтобы запомнить хоть что-нибудь, в ней оставались всего-навсего две рыжие клячи, которые мало походили на настоящих лошадей.
Кони императора были совсем другими: породистыми, сильными и красивыми. Поневоле я залюбовался ими. Гнедые, вороные, серые: шкура лошадей ослепительно блестела и искрилась в лучах солнечного света, обильно проникавшего в конюшню сквозь щели деревянных стен.
В самом большом стойле, будто специально отделенном от всех остальных, я увидел крупного вороного жеребца с длинной пепельно-черной гривой. Он был мощный, с развитой грудной клеткой и мускулатурой. Конь мордой потянулся ко мне, и я медленно протянул к нему свою руку.
– Осторожно, господин, – раздался голос за моей спиной. – Маргос31 – боевой конь императора. Он кусается.
Мне едва удалось одернуть руку, прежде чем Маргос действительно попытался ухватить меня за палец. Жеребец недовольно фыркнул и отвернулся, потеряв ко мне всякий интерес.
Я обернулся к говорящему. Передо мной стоял парень примерно моего роста, но намного шире в плечах. Он был загорелый и с глубоко посаженными глазами, над которыми нависали густые, сросшиеся на переносице брови. Все во внешнем облике парня выдавало в нем потомка горцев, которые, как я узнал немногим позже, исконно жили в горах к востоку от Трапезунда.
– Маргос обучен атаковать врага, – пояснил мне загорелый парень.