Мировая - стр. 9
Так вот, первые месяцы поглазеть на нашего зверя под сложным названием Poltype-Monotype сходилась вся полиграфическая Казань, восхищенно цокавшая языками и хлопавшая ладонями по тучным от сидячей работы ляжкам. Пару лет спустя, когда все предприятия и учреждения обзавелись полноценными писишками и маками, иссякший поток ходоков формировался исключительно из ремонтников, которые являлись гальванизировать наш раритет, а самые отмороженные из них – просто поржать. Последних мы гнали.
Рыжеватый дяденька выделялся на общем фоне разве что аккуратной одеждой, прической и особенно приятной отмытостью, а также тем, что занимал рабочее место верстальщика не более десяти-пятнадцати минут.
Я же не знал, что он не починяет примус, а скачивает из него отдельные программы – для музея КГБ, не иначе (не для криптографических же нужд), и копирует некоторые номера нашей газеты. Эту тонкость я выяснил почти случайно, когда в разговоре с Долговым посетовал на то, что наш сундук ломается до безобразия часто – так, что уважаемого техника приходится приглашать чуть ли не каждую неделю. Тогда шеф и объяснил мне, что этого техника не приглашают – он сам приходит.
Истина подтвердилась буквально через неделю (все-таки в параноидальных хохмах про жучки, установленные в каждом табурете, доля правды особенно велика).
Уважаемый техник, деликатно постучав, заглянул ко мне в кабинет и испросил десять минут для важной беседы. Здесь он и представился официально, как у них принято – с быстрым сованием раскрытой корочки под нос собеседнику, – и сообщил, что комитет и родина жутко нуждаются в моей помощи. Я тут же сообщил, что работать в КГБ меня уже звали, почти сразу после окончания университета, и я отказался. И с тех пор не передумал.
Ильдар Саматович мило засмеялся и поинтересовался почему.
Для краткости я сообщил, что в шпионы не гожусь из-за болтливости, в контрразведчики – из-за неодобрительного отношения к любому режиму и субординации, к тому же меня полностью устраивает нынешняя специальность, и примерно до пенсии я менять ее не намерен.
Я не стал уточнять, что в ходе той давней беседы меня особенно разочаровало одно простенькое обстоятельство: пригласивший меня на Черное озеро усатый майор в штатском, наизусть зачитавший мои биографические данные, даже не знал, что я женат, что занят безнадежным воспитанием двухлетнего сына и что живем мы давно не по записанному в майоровой шпаргалке адресу. Если уж гэбэшники не способны выяснить такой малости, подумал тогда я, на что они вообще способны?
Выяснилось, что на многое. Гильфанов, тогда тоже майор, заявил, что я нужен родине и комитету совсем не в качестве штатного сотрудника. Тут я заржал и начал подниматься с места, чтобы поскорее завершить ненужную беседу. Майор ухмыльнулся в ответ и попросил не делать поспешных выводов, а дать ему полминуты, чтобы закончить мысль.
В законченном виде мысль сводилась к следующему. Вопросы государственной безопасности умеют столь много гитик, что самые умные гэбэшники просто не успевают отвечать на эти вопросы в достойном объеме. Поэтому чекисты давно научились занимать ума на стороне – у привлекаемых от случая к случаю экспертов, одним из которых предложено стать и мне. Это не сложно, не противно и совсем не больно: надо лишь время от времени, очень редко, письменно размышлять на заданную Ильдаром Саматовичем тему – в любой тональности и на совершенно добровольной и, скорее всего, взаимовыгодной основе. Нам от вас нужна не информация, а аналитика, объяснил майор.