Мировая история в легендах и мифах - стр. 28
Гай Юлий несся домой: нужно вооружить рабов всем, что может быть использовано как оружие, призвать на подмогу субурский сброд, нужно запастись водой, пищей, нужно организовать оборону дома!
Как ни спешил он домой, весть его опередила. Новости – и хорошие, и плохие – в Риме разлетались быстро. Аурелия прекрасно поняла, что стоит за этим требованием развода. Корнелия плакала и судорожно прижимала к себе дочку. Маленькая Юлия, чувствуя тревогу взрослых, сжимала в крошечных кулачках платье матери и оглушительно ревела.
Глаза Аурелии сухи. Жесты – стремительны. Она отдавала четкие приказы носящимся по двору рабам – собрать все необходимое, приготовить лошадей.
– Мать, я вооружу рабов. В доме достаточно воды и хлеба, чтобы продержаться…
– Сын, ты ослушался Суллу, безумец! В седло – и немедленно! – нетерпеливо, гневно, как в детстве, крикнула ему мать, забыв все свое почтение к его новому статусу главы семьи. – Меняй постоялые дворы и нигде не ночуй дважды! Я сделаю все, чтобы добиться твоего помилования. Умолю Мамерка Эмилия, он сулланец, и дядю Аурелия, кто-нибудь да урезонит «смокву»! – Надежда на родственников у нее была невелика, но показывать этого перед сыном сейчас не хотелось. – За жену и дочь не беспокойся, самая большая опасность грозит тебе, ты знаешь! Старайся добраться до Брундизия, оттуда – морем в Азию, там служил наместником отец. Аристофан, поедешь с господином! – крикнула мать представительному седому греку – тому самому новому рабу Юлиев, что умел врачевать.
Грек, прихрамывая и по-своему причитая о гневе на него беспощадных богов, бросился за пожитками. Маленькая Юлия опухла от рева.
Египтянки. (Фаюмские портреты. Египет I–III)
Цезарь метался по атрию, забегал в спальни, собирая и засовывая в кожаный мешок какие-то совершенно ненужные вещи, как-то: свиток «Илиады», стилусы, восковые таблички и что-то там еще столь же бесполезное, особенно – если тебе предстоит бежать неизвестно куда и неизвестно сколько скрываться от немилости могущественного диктатора.
Наконец бросился к Корнелии – та судорожно прижимала к себе и качала начавшую успокаиваться, зареванную Юлию.
Цезарь обнял их обеих, поцеловал дочь в горячую, красную щеку. На губах остался вкус соли. К матери подбежала рабыня, подала ей кошель. Аурелия сунула его сыну:
– Это все, что нашлось в доме! Всё, беги!
– Мать, прости меня! Простите все!
Он опять метнулся к жене, и «железная» Аурелия взмолилась:
– Юлий, беги!
Смертельно бледная Корнелия, отрешенно глядя перед собой, опустилась на пол. Чуть успокоившийся ребенок, почувствовав свободу, вывернулся у нее из рук. Аурелия ловко подхватила внучку и крикнула сыну вслед то, что согревало его потом во время бесконечных ночевок под открытым небом в сабинских полях и виноградниках, где он скрывался, пробираясь в порт Брундизий:
– Да уберегут тебя боги, сын! Что бы ни случилось, знай: я горжусь тобой! И буду, пока жива. Ты ослушался самого Суллу!
Не успел стихнуть топот копыт их маленькой кавалькады, как в ворота Юлиев заколотили. Эхо в узкой улочке десятикратно усилило звук. Отряд гладиаторов Суллы опоздал совсем немного. Цезарь успел выиграть всего несколько мгновений. Мать во второй раз дала ему жизнь.
«И что ты привязался к этому мальчишке Юлиев? Он же, не иначе, и бреется-то не более раза в неделю!» – спрашивали диктатора соратники-оптиматы. «Вы ничего не понимаете. Этот мальчишка стоит многих мариев, а также, думаю, он стоит всех вас вместе взятых!» – отвечал Сулла. А один раз задумчиво прибавил таинственную фразу: «Остерегайтесь плохо подпоясанного юнца!»