Мир в пузыре. Том 4. Иллюзия истины - стр. 16

– Но потом всё закончилось? – подошёл брат и обнял Дмитрия.

– Да, – вытирая слезы. – Я пришел в себя в луже собственной рвоты.

Черевко продолжала морщиться.

– Вероятней всего, что некоторые картины я не запомнил в своей голове, может это и к лучшему. Наверно, они были настолько отвратительными, что меня вырвало. Эти люди были насильниками и убийцами, чёрт знает, что они вытворяли на самом деле. Бернард считал, что такие люди обществу не нужны. И теперь я его начинаю понимать. Жаль только тех четырех журналистов.

– Так, они все сгорели? – поинтересовался Яцек.

– Ну, – на выдохе. – Бернард сгорел, точнее его голова. Те двадцать пять человек вообще, мало что от них осталось. А военные, что вбежали в наш отсек… – вновь на выдохе. – Выдели бы вы их лица. Агония – так это можно описать. Когда я нажал на кнопку, я помню, что они начали кричать.

– А как же ты выжил?

– Зрительно-слухового контакта у меня не было с результатом эксперимента. Следовательно, контакт не был, или он был минимален. Вот почему мы закрывали створки и вывели всех учёных с нижнего отсека. Стенки ангара имеют большое утолщение, но какие материалы входят в состав стен, я не знаю. В теории они должны были дать ограничение тому, что мы пытались создать. И для контроля нужны были люди внутри. „Минимум учёных“ – так это было написано в протоколе проведения эксперимента. Если бы и я посмотрел на них тогда, то меня бы уже тут не было, – вздыхая. – Боже, я всё больше и больше стал вспоминать деталей, – улыбался учёный. – Рауш так сильно был одержим экспериментом, что на гране риска открыл створки. Мы не могли увидеть результат эксперимента, нам вырубили свет. А он очень хотел узнать о результате. Очень! Но, увидев результат своего творения, стал его частью. Мы до конца ещё не понимаем, как всё это работает. У нас, по большей части, есть только теоретическая база, а вот опыта в практике ещё не было. Предыдущие попытки ничего не давали. Поначалу, мы вроде всё делали верно, но очевидно количество подопытных, было мало для создания коллективного разума. Или мы просто делали что-то не так. Подобрать идеальное число подопытных требовало времени, проб и, конечно же, ошибок, – и Дмитрий встал на ноги. – Вася, я открою окно? Как-то душно, – оттягивая воротник рубашки.

– Да, конечно.

Старший Пенкин подошёл к окну и, провернув ручку, приоткрыл его.

– Как прекрасно иметь возможность взглянуть из-за окна, подышать свежим крымским воздухом. Я десять чёртовых лет работал под землёй. Будь проклят этот контракт. В этом году, он и так должен был истечь. Но, вероятней всего меня бы заставили продлить его. Слишком много секретов таило место моего пребывания. Особенно после того, что случилось со мной пару месяцев назад. Уверен, выбора у меня не было бы.

– Дима, зачем ты пошел туда? – спросил Василий.

– Братишка, там платили невероятно огромные деньги. К тому же это было в декабре 2013 года. Когда в Киеве начались беспорядки. Я вспомнил 2004 год, и как после тех ещё беспорядков цены поползли ввысь. Я принял решение, что нужно валить. Ну, или пережить очередную оранжевую революцию и ощутить на себе падения уровня жизни. Я думал, я рассчитывал, что подтяну и тебя с собой. А вот когда я подписал уйму документов, ужаснулся. Там была такая высокая ответственность, и такие тайны, что разглашение сулило бы тюрьмой. А когда я узнал, что Крым вошёл состав России, огорчился лишь тому, что приковал себя контрактом на десять лет. Я думал, что у Крыма не будет будущего, а тут тебе на, весь полуостров в другой стране, – вздыхая. – Всё, что мы проводили там, было очень секретным. И все права на разработки принадлежали частной организации. Ох, как же она называлась? – задумался учёный.