Мир уже не будет прежним - стр. 46
Фидель предложил нам сфотографироваться на память. Тут же появился «придворный фотограф», пыхнувший нам в лицо своей вспышкой. Затем он сфотографировал всю нашу съемочную группу, в центре которой расположились я и команданте.
За стол мы сели около девяти вечера, а в одиннадцать Фидель нас с извинениями покинул, сославшись на завтрашнюю занятость. У нас же завтра была возможность отоспаться, благо теплоход прибывал в порт «Havana» ориентировочно не раньше полудня да ещё пару дней простоит у причала.
В общем, самые стойкие засиделись почти до рассвета. Первым нас покинул Басилашвили, как раз в момент, когда на сцене ресторана появились танцовщицы, чьи колоритные прелести были прикрыты какими-то разноцветными перьями. Девицы с лоснящейся то ли от пота, то ли от масла кожей никаких сексуальных эмоций лично у меня не вызвали. Но танцевали задорно, и вскоре нам пришлось следом за ними водить хоровод в стиле ламбады.
Были и местные музыканты с гитарами, маракасами и парой маленьких барабанов на одном штативе, по туго натянутой коже которых темнолицый барабанщик отбивал такт розоватыми ладонями. Всё это время я активно «причащался», отмечая окончание грандиозной работы, каковой считал съёмки пятидесятисерийной «мыльной оперы». Был бы с нами другой куратор, тот же Метёлкин, уж он бы сумел меня как-то остановить. Но наш Маркевич и сам оказался тем ещё любителем поддать, а уж как он клеил местных барышень… Интересно, его стараниями насколько повысится демография Кубы через девять месяцев?
В общем, последнее, что я помнил, – это то, как отнял у гитариста инструмент и принялся горланить песню «Запрещённых барабанщиков» «Убили негра», причём, кажется, ужасно фальшивя, а затем выполз во тьму кубинской ночи и куда-то двинулся нетвёрдой походкой. Но куда, до сих пор не пойму. Что ни говори, а пьяному на ум может прийти что угодно. Короче, обнаружил я себя на рассвете лежащим в какой-то подворотне. Голова казалась неподъёмной. Кое-как привёл себя в сидячее положение и с грустью обнаружил, что пропали часы, подаренные когда-то Валентиной, и кошелёк, в котором, правда, находилось не так и много наличности, потому что большая её часть была припрятана в номере отеля. Хорошо хоть, не прирезали. Но всё равно обидно. А ещё обиднее, что во всём, по большому счёту, я был виноват сам. Вот ведь надо было напиваться до такой степени? Отметили окончание съёмок, называется.
Кое-как поднявшись на ноги, двинулся искать знакомые ориентиры. По-испански я разговаривал так себе, но всё же смог понять, что оказался в паре кварталов от злополучного ресторана. Теперь найти дорогу к отелю, где нас поселили на эти дни, было уже легче. Правда, пешком пришлось протопать через половину Гаваны. Учитывая отсутствие часов и плохой испанский, ориентировался больше по солнцу. Как бы там ни было, на месте я оказался в тот момент, когда наши с вещами уже собрались в холле отеля и обсуждали, куда запропастился режиссёр. Пришлось рассказывать о своих злоключениях, в голову всё равно ничего другого не лезло. Пабло предложил обратиться в полицию, но я махнул рукой, мол, сам виноват, впредь дураку будет уроком. Тем более что время не ждёт.
– Пабло, пусть носильщики перенесут коробки с кинолентами в автобус, – попросил я.