Мир пауков: Башня. Дельта (сборник) - стр. 75
– …сам он здесь ни при чем. Во всем виноваты отец его и брат.
Голос Мерлью:
– Как это случилось?
– Не знаю. Они не рассказывали. Оттого-то я и подозреваю, что дело нечисто. Разве расскажут они женщине, как погибли ее муж и сын!
– Может, они просто щадили твои чувства?
– Они-то! – воскликнула Ингельд презрительно. – Можно подумать, им есть до этого дело! Я вот что скажу. Они чуть не бросили меня на произвол судьбы в той крепости на плато.
– Да вы что? Как можно!
– Я не переношу высоты, а как глянула со склона на все те ступени, у меня просто ноги подкосились. Они же просто повернулись ко мне спиной и полезли спокойнехонько вниз.
– Ужас какой! И что же ты?
– А что? Зажмурилась и отправилась следом. Провожатых моих уж и видно не было, а я как вспомнила обо всех тех страшилищах-пауках…
В голосе Мерлью звучал неподдельный гнев:
– Это же надо, так обойтись с женщиной!
Ингельд презрительно фыркнула:
– Да что им женщины? Дикари же…
Нависла гнетущая тишина. Уходить надо, решил Найл. Ему было совестно за это невольное подслушивание. Но не успел он сдвинуться с места, как Ингельд вдруг спросила:
– Тебе, похоже, нравится этот парнишка?
– С чего ты это взяла?
– Как вы с ним нынче катались по полу…
– Не понимаю, о чем ты, – холодно заметила Мерлью, – состязания по борьбе – один из наших обычаев.
– Венценосец рассудил, что он тебе приглянулся.
– Приглянулся? Этот тщедушный? Шутишь!
– А остальным он, похоже, нравится.
– Ну и что. Это потому, что он здесь новенький, вот всем и любопытно. Но это ненадолго. Скоро к нему привыкнут и перестанут замечать.
Найл, стараясь ступать как можно тише, с пылающим лицом тронулся прочь. Грудь давила изнутри непривычная, каменная тяжесть – примерно так же, как тогда, когда услышал весть о смерти Торга и Хролфа. Кровь гулко стучала в висках. Унижен. В проходе стоял стражник. Найлу было неловко даже проходить мимо; казалось, все чувства проступают на лице яснее ясного. Но тот лишь дружелюбно кивнул. Возвращаясь по главному коридору, Найл жался к стенам, боясь выходить из тени, – хоть бы никто не попался навстречу, не заговорил с ним! А в голове звенело гулким эхом: «Приглянулся? Этот тщедушный? Шутишь!» Да уж… Теперь все ясно. Разумеется, дочери венценосца он кажется не более чем заморышем. От такой мысли плечи никли от стыда за себя.
Вместе с тем, воссоздав в памяти картину сегодняшнего утра, Найл рассудил, что Мерлью определенно с ним заигрывала. Зачем, скажем, прикусила ухо? Или улыбнулась – скрытно так, – когда прощались? Неужто попросту играла с ним? Народясь и окрепнув, горький гнев вытеснил робкую беспомощность. «Ненавижу», – решил Найл. Все лучше, чем изнывать от безысходной сосущей тоски, от которой, того и гляди, из глаз брызнут слезы.
– Где был? – голосом отца спросила темнота, когда Найл возвратился в спальню.
– Не спалось, решил сходить погулять.
Поворочавшись, юноша устроился на травяной постели, одеяло натянув до подбородка. Помолчав, сказал:
– Я подумал насчет завтра. Я с тобой.
Улф кашлянул.
– Давай-ка спи. Выходить предстоит спозаранку.
А у самого в голосе плохо скрытая радость. Уж кто, а Найл хорошо знал своего отца.
Город оставили за час до рассвета, выйдя вместе с муравьиными пастухами. Путников сопровождали Хамна и Корвиг, получившие на то особое распоряжение венценосца. Сам Каззак проводил гостей до самого выхода, там, обняв, расцеловал обоих в лоб и щеки. К счастью, венценосец не стал допытываться, отчего юноша передумал оставаться. Галереи подземного города в этот час были пусты. У Найла к горлу подкатил комок непрошеных слез: все это он, судя по всему, видит в последний раз.