Мир, любовь и свобода. Как жить без войн - стр. 6

Война не только приводит к непредусмотренным жертвам, которые, так сказать, «не учитываются» в решении начать ее. Война меняет человеческий характер. Моральные ориентиры теряют не только некоторые участники военных действий, но порой и те, кто в них не участвует. Сотрудник журнала «Time» Джо Клейн – маститый журналист, сторонник президента Обамы. В одной телепередаче он столь пылко защищал санкционированные администрацией Обамы обстрелы с беспилотников, что заявил буквально следующее: «Да, правильно, если их используют не как надо. Такое, конечно, очень может быть, – если только наверху не те люди. Но у нас-то что в итоге? Чьих четырехлетних детей убивают? Мы как раз и делаем все, чтобы всякие террористы не могли убивать четырехлетних детей здесь»[13].

Если отвлечься от неприкрытого реверанса в сторону Обамы («Такое, конечно, очень может быть, – если только наверху не те люди»), просто трудно представить столь бессердечное оправдание убийства четырехлетних детей. Но г-н Клейн не стал извиняться. Защищая войны, которые ведут «правильные люди», их апологеты теряют моральные ориентиры.

По этой и другим причинам всегда и при всех обстоятельствах следует исходить из презумпции избегания войны. Бремя доказательства лежит на тех, кто хочет начать войну или вступить в нее. Чтобы это доказательство стало убедительным, нужно привести чрезвычайно веские доводы. Кто-то скажет, что столь убедительных доводов в принципе не бывает. Другие скажут, что можно с достаточным основанием оправдать оборонительную или превентивную войну при наличии реальной угрозы. Но в любом случае переход к военным действиям должен быть обоснован исчерпывающим образом. Кроме того, война допустима лишь в целях самообороны и ни в коем случае не должна вестись ради захвата территорий или просто ради защиты «достоинства» и демонстрации «верности». Если уверенности нет, логика бремени доказательства требует выступать против войны. Здесь нет места для промежуточности, нейтралитета или «может быть». Если война не имеет достаточного обоснования, значит, ее нельзя допускать. Вопрос стоит только так: да или нет.

Война – это здоровье государства. Она автоматически запускает в обществе непреодолимое стремление к единообразию, к страстному сотрудничеству с государством в подавлении миноритарных групп и индивидов, которые лишены широкого стадного чувства.

Рэндольф Бурн[14]

Война на каждом шагу бросает вызов праву и подрывает его верховенство. Она концентрирует полномочия в руках исполнительной власти и предоставляет готовое оправдание для любого злоупотребления полномочиями. В этой связи можно упомянуть недавние разоблачения в отношении обширной и весьма сомнительной с точки зрения закона системы шпионажа и слежки. Еще несколько лет назад такая система была бы сочтена фантазией параноика; а теперь ее оправдывают интересами «войны с террором».

Война увеличивает власть правительства и его возможности применять принуждение. С каждой новой войной чрезвычайные полномочия прибавляются, и их отмена (если она вообще удается) требует все больше времени и усилий. Как и другие кризисные ситуации, война создает «эффект храповика», который переводит нажим государства на более высокую ступень; после войны этот нажим может ослабеть, но редко возвращается к довоенному уровню. Как отмечает историк экономики Роберт Хиггс, усиление власти происходит в порядке реакции на «кризисы», особенно на войны и депрессии: «С началом кризиса правительство расширяет свою реальную компетенцию в сфере принятия экономических решений», а «после кризиса эти добавочные полномочия сокращаются не в полной мере и оставляют правительству больше власти, чем оно имело бы, не будь кризиса»