Мир без границ - стр. 33
– Я вам так скажу, – разглагольствовала девушка, полулежа на широкой, почти горизонтально отходящей от ствола сосны ветке и придерживаясь рукой за более тонкую ветку над ней, – в любом деле важен результат. Если бы ХС еще только начинала свою деятельность, мы бы понимали ваши опасения. Но мы, на минуточку, приносим из прошлого детей уже двадцать два года! А в массовом порядке – одиннадцать лет. Самые первые из тех младенцев, кого мы доставили в наше время, уже давно взрослые!
– Мы – это кто? Тебе самой сколько лет?! – крикнул кто-то из сторонников «жизни настоящим» снизу, от костра, и его товарищи, сидящие на крыше, дружно засмеялись.
Эмму, однако, такими мелочами было не смутить.
– Не лично я! Мои старшие коллеги за ними ныряли! – отозвалась она, ерзая на ветке, чтобы устроиться поудобнее, и рискуя свалиться на головы своим расположившимся под деревом приятелям. – Не в том дело, кто именно этим занимался, а в том, что сейчас все эти дети прекрасно живут среди нас, учатся в школе, играют, в каких-нибудь там кружках занимаются, а кто-то из самых первых уже и своих детей завел, наверное… И все у них замечательно, они ничем не отличаются от нас. Наша деятельность уже дала положительные результаты, понимаете? Мы уже доказали, что хроноспасательные работы приносят всем пользу и не дают никаких побочных эффектов!
– Опять «мы»! – ехидно усмехнулся один из сидящих на крыше молодых людей. – Эмма, вы же вроде не военная организация, почему же у вас там все строем ходят? Почему ты не отделяешь себя от своих коллег, почему для тебя вы все – одна сплошная масса, а не отдельные личности?
– И с чего ты все это взял? – Веденеева подалась вперед, стремясь оказаться как можно ближе к своему оппоненту и ухватившись за верхнюю ветку обеими руками. – Прекрасно мы себя от остальных отделяем, а если часто говорим «мы», то потому, что сотрудники ХС являются одной командой. Но вам такого не понять, у вас ведь каждый сам за себя и нет никакой взаимовыручки!
– Да хоть бы даже мы были одной общей массой, как ты выражаешься, – поддержал подругу сидящий под ней в развилке, где общий ствол разделялся надвое, Аркадий Светильников. – Какое отношение это имеет к тому, что мы делаем?
– А самое прямое! – откликнулась одна из девушек с крыши сарая. – Люди, лишенные индивидуальности и умеющие только ходить строем, никому не могут сделать ничего хорошего. Ни себе, ни другим людям. У вас нет фантазии, и вы не можете даже представить себе, каково тем детям, что вы принесли из прошлого, жить в нашем времени. Откуда вы знаете, что у них все хорошо? Они вам сами так сказали?
– Некоторые – сами, – подал голос Любим Маевский, свешиваясь с толстого сука, – он сидел выше всех, и, глядя на него, расположившиеся на земле и на других ветках однокашники слегка поеживались, словно от холода. – Некоторые лично мне об этом говорили, представляете?
– Но не все же без исключения! И откуда ты знаешь, что те приемыши из прошлого говорили правду? Им, может быть, настолько тяжело, что они сами себе внушили, что им хорошо, сами не понимают, насколько им плохо! – наперебой зашумели его оппоненты с крыши.
– Обычный аргумент реакционеров-экстремистов во все времена! Тех, кто хочет заставить весь мир жить так, как они считают правильным, – усмехнулся еще один сокурсник Любима и Эммы. – Сколько мы подобных личностей видели в прошлом, вы даже не представляете! Если кто-то, кто с ними не согласен, говорит, что ему нормально живется, – значит, на самом деле у него все просто ужасно, но он этого не понимает, потому что внушил себе, что счастлив!