Минуты между нами - стр. 3
— Сами посудите, — между тем обреченно вздыхает Лихачев и, бросив на учительский стол дневники, поворачивается к классу. — Громовой, например, думать не дано от рождения, а Ильина и вовсе в зеркало никогда не смотрелась. Правда, Лерка?
Под лающие звуки одобрительного смеха Егор мельком проходится по мне уничижительным взглядом. Ничего необычного! Я давно привыкла быть девочкой для битья. Но в этот раз отчего-то становится невыносимо больно: всегда грустно, когда твои трепетные чувства натыкаются на равнодушную глыбу из камня. Впрочем, Егор никогда и не обещал мне любви или даже дружбы, а его неприязнь ко мне — заслуга Кротова, только и всего!
— Сдаём работы! Ильина, не спим!
Вздрогнув от резкого замечания Маргариты Сергеевны, я наспех скидываю вещи в рюкзак и по привычке натягиваю капюшон. В своих размышлениях о Егоре я и не заметила, как прозвенел звонок и почти полностью опустел класс, а значит, под шумок со всеми сбежать уже не получится. Вот только вместо сочинения у меня пустой лист, и, видимо, этот учебный год я начну с жирной двойки по профильному предмету.
— До свидания, Маргарита Сергеевна!
Улучив момент, я всё же пытаюсь улизнуть, но куда там!
— Лера! Работа твоя где?! — командным тоном тормозит меня у порога учительница.
— Я… я… сейчас… — Возвращаюсь, поджав хвост. Делаю вид, что копаюсь в рюкзаке, и что есть силы тяну время до конца перемены. Получать «неуд» за сочинение, когда твоя мать — декан в универе, а отец — журналист года, как минимум странно. Да и никогда раньше проблем с учёбой у меня не возникало.
— Лера, я жду. — Маргарита Сергеевна исподлобья наблюдает за моими тщетными поисками.
Понимаю, что должна сознаться. Тем более у меня веская причина: я никогда, со слов Егора, не смотрела на себя в зеркало. Но что-то мне подсказывает: от двойки это меня не спасёт.
— Маргарита Сергеевна! — Бася на всю округу, в кабинет возвращается Егор. — Вы нам дневники так и не отдали! — напоминает он и бодрой походкой спешит к учительскому столу.
В нос ударяет терпкий аромат модной туалетной воды, а дурацкий рюкзак выскальзывает из рук: я всегда волнуюсь, когда Егор бывает так близко.
— Ильина, ты в своём репертуаре, — ухмыляется Лихачёв и, присев на корточки, помогает мне собрать вещи с пола.
— И чего ты вечно такая неуклюжая, а, Лер? — Егор суёт мне в руки стопку тетрадей, а я становлюсь не умнее Громовой, зависая в бирюзово-прохладном сиянии его глаз.
— Дуешься? — совершенно неверно трактует мою реакцию Егор и, выдернув из онемевших от волнения пальцев рюкзак, сам засовывает тетради на место. — Да ладно тебе! Не бери в голову. Сама знаешь, я порой несу всякую чушь.
Лихачёв игриво подмигивает мне, а я забываю сделать вдох. На автопилоте киваю и чувствую, как предательская краснота пятнами расползается по лицу. Судорожно подбираю слова, но язык будто онемел, распух, как от укуса пчелы. Только и могу, что глупо хлопать глазами. Егор же хватает со стола дневники и уходит.
— Лера, у тебя всё хорошо? — интересуется Маргарита Сергеевна.
— Да, — отвечаю, продолжая смотреть вслед удаляющейся фигуре Егора, а потом и сама срываюсь с места и несусь прочь: я зависима от терпкого послевкусия Лихачёва.
— Сочинение, Ильина! — бурчит в спину Маргарита Сергеевна.
— Я его не написала! Ставьте «два»! — отвечаю на бегу, совершенно не думая о последствиях.