Минус на минус - стр. 6
Итак, предварительно соорудили специальный навес перед домом и совершили множество подготовительных обрядов. Умилостивляли бога-покровителя Ганешу и некоторых богинь: Шри, Лакшми, Сарасвати и других, имена которых Симахира даже не запомнил.
В ночь накануне церемонии Симахиру намазали жёлтым порошком, что символизировало нахождение в утробе матери перед рождением, а на чуб надели серебряное кольцо. Брахману его вдели бы в ухо. Ночь было велено провести в абсолютном молчании, как если бы Симахира вновь стал ещё не рождённым и бессловесным младенцем. Храпеть также не дозволялось, в связи с чем Симахира практически не спал. Но его предупредили, что очень скоро ему удастся отоспаться.
На следующее утро должна была состояться церемония последней совместной еды с матерью и угощение нескольких мальчиков, товарищей по детским играм, ведь предстоял как бы уход в дом учителя. Роль матери сыграла жена Уксавы, а на роли мальчиков он пригласил трёх своих студентов. Симахира их не знал, и не познакомился ближе позже, они учились на старшем курсе, а он знакомился впоследствии, в основном, с первокурсниками.
После угощения Уксава с женой – «отец и мать» – отвели сонного и покорного Симахиру под навес, где на алтаре горел жертвенный огонь. Там опять ели: теперь угощали брахманов, которые должны были как бы стать учителями Симахиры, ибо упанаяна – это и второе рождение и, одновременно, получение статуса ученика. Угощение для брахманов было вполне реальным, но, в то же время, обеспечивало духовную заслугу и каким-то образом символизировало смену статуса. Почему-то кшатрий должен был учиться тоже у брахманов. А как же воинские искусства? Симахира не решился спросить. И так забота о нём превышала всё, чего он мог бы пожелать. Было бы неуместно демонстрировать плохую информированность, которую можно легко принять за сомнения в правильности проведения священного обряда и компетентности проводящих его специалистов!
Тут же решимость Симахиры во время «второго рождения» молча повиноваться всем указаниям, каковы бы они ни были, подверглась испытанию. Один из присутствующих оказался не брахманом, а цирюльником, который, когда настала его очередь участвовать в церемонии, налысо побрил Симахире голову. Тот не стал возражать. Поздно, неуместно, да и, в таком жарком климате, почему бы и нет?
Затем ему разрешили, наконец, смыть жёлтый порошок. Омовение тела символизировало очищение души. К счастью, жена Уксавы к этому времени ушла в дом; впрочем, при начале церемонии многие прохожие останавливались посмотреть и образовали довольно плотную толпу вокруг. Женщин в ней было, пожалуй, больше, чем мужчин. Хотя коже от порошка было довольно неприятно, Симахира постарался помыться и надеть набедренную повязку как мог быстрее. Повязку ему выдали новую, это тоже было частью обряда. Осознавая себя отныне членом общества, нужно было соблюдать общественные приличия и поддерживать своё достоинство.
Очистительные действия не ограничивались только омовением, пришлось также вкусить панчагавы, к счастью, гораздо меньше, чем в церемонии очищения после «возвращения» из-за пределов Индии спустя века после убытия. Часть продукта возложили на алтарь, в дар богам, а часть Симахира послушно проглотил. Жидким навозом только что помывшегося «мальчика» не обмазывали. И то хорошо. А то – мало ли?