Минин и Пожарский - стр. 11

Калач сразу не купили, пошли дальше любопытства ради.

У реки лежала горами, как дрова, мороженая рыба. Ближе к Зарядью самый бедный торговый ряд – зольный.

Стоят здесь бабы с лукошками, в лукошках зола для стирки.

Правее – пирожники торгуют на мосту к Кремлю.

Опять пошли мужики к калашникам, торговали один калач впятером.

Народу много, все толкутся, разговаривают друг с другом, а друг друга не слушают.

Один говорит:

– Больно шумят паны – житья не дают, и не столько сожрут, сколько перепортят.

А в сторону шепчут:

– Ляпунов идет из Рязани.

Другой говорит:

– Заруцкий идет, только с ним Маринка и немцы.

– Больно казаки в Суздали шумят.

Баба ходит, рассказывает:

– В Пскове Дмитрий объявился, самый настоящий, рыжий, присягали ему Псков и Опочка. Знаю наверно. Вот и снетка с того в рыбном ряду не продают.

– Дура! Снеток белозерский, его шведские люди не пускают.

– Ан нет! Снеток из-под Гдова.

Шумит народ.

– В Астрахани объявился царевич Август Иванович, от Грозного. Там же царевич Лаврентий, от царевича Ивана, Грозного внук. А в степи у ногайцев скрываются царевич Федор, царевич Климентий, царевич Савелий, царевич Семен, царевич Василий, царевич Ерошка, царевич Гаврилка да царевич Мартынка – все Федоровичи…

Шумит рынок, о Заруцком кричат, о Прасовецком, о боярине Шеине, что Смоленск держит против панов, и никто не вспоминает Зарайского воеводу Пожарского.

Опять приценились к калачу. Дорог.

Услышали шум от Ильинских ворот. Пошли кучей смотреть.

На широкой стене ругались извозчики; поляки покалывали их дротиками, но крови еще не было.

Конец ознакомительного фрагмента.