Милый друг - стр. 42

– Как у вас хорошо! Только уж очень много народу на лестнице.

Он обнял ее и, задыхаясь от страсти, принялся целовать сквозь вуаль пряди волос, выбившиеся у нее из-под шляпы.

Через полтора часа он проводил ее до стоянки фиакров на Римской улице. Когда она села в экипаж, он шепнул:

– Во вторник, в это же время.

– В это же время, во вторник, – подтвердила она.

Уже стемнело, и она безбоязненно притянула к себе его голову в открытую дверцу кареты и поцеловала в губы. Кучер поднял хлыст, она успела крикнуть:

– До свидания, Милый друг!

И белая кляча, сдвинув с места ветхий экипаж, затрусила усталой рысцой.

В течение трех недель Дюруа принимал у себя г-жу де Марель каждые два-три дня, иногда утром, иногда вечером.

Как-то днем, когда он поджидал ее, громкие крики на лестнице заставили его подойти к двери. Плакал ребенок. Послышался сердитый мужской голос.

– Вот чертенок, чего он ревет?

– Да эта паскуда, что таскается наверх к журналисту, сшибла с ног нашего Никола на площадке. Я бы этих шлюх на порог не пускала, – не видят, что у них под ногами ребенок!

Дюруа в ужасе отскочил, – до него донеслись торопливые шаги и стремительный шелест платья.

Вслед за тем в дверь, которую он только что запер, постучали. Он отворил, и в комнату вбежала запыхавшаяся, разъяренная г-жа де Марель.

– Ты слышал? – еле выговорила она.

Он сделал вид, что ничего не знает.

– Нет, а что?

– Как они меня оскорбили?

– Кто?

– Негодяи, что живут этажом ниже.

– Да нет! Что такое, скажи?

Вместо ответа она разрыдалась.

Ему пришлось снять с нее шляпу, расшнуровать корсет, уложить ее на кровать и растереть мокрым полотенцем виски. Она задыхалась. Но как только припадок прошел, она дала волю своему гневу.

Она требовала, чтобы он сию же минуту спустился вниз, отколотил их, убил.

– Но ведь это же рабочие, грубый народ, – твердил он. – Подумай, придется подавать в суд, тебя могут узнать, арестовать – и ты погибла. С такими людьми лучше не связываться.

Она заговорила о другом:

– Как же нам быть? Я больше сюда не приду.

– Очень просто, – ответил он, – я перееду на другую квартиру.

– Да… – прошептала она. – Но это долго.

Внезапно у нее мелькнула какая-то мысль.

– Нет-нет, послушай, – сразу успокоившись, заговорила она, – я нашла выход, предоставь все мне, тебе ни о чем не надо заботиться. Завтра утром я пришлю тебе «голубой листочек».[44]

«Голубыми листочками» она называла городские письма-телеграммы.

Теперь она уже улыбалась, в восторге от своей затеи, которой пока не хотела делиться с Дюруа. В этот день она особенно бурно проявляла свою страсть.

Все же, когда она спускалась по лестнице, ноги у нее подкашивались от волнения, и она всей тяжестью опиралась на руку своего возлюбленного.

Они никого не встретили.

Он вставал поздно и на другой день в одиннадцать часов еще лежал в постели, когда почтальон принес ему обещанный «голубой листочек».

Дюруа распечатал его и прочел:

Ровно в пять часов он вошел в швейцарскую огромного дома, где сдавались меблированные комнаты.

– Здесь сняла квартиру госпожа Дюруа? – спросил он.

– Да, сударь.

– Будьте добры, проводите меня.

Швейцар, очевидно, привыкший к щекотливым положениям, которые требовали от него сугубой осторожности, внимательно посмотрел на него и, выбирая из большой связки ключ, спросил: