Милый друг - стр. 34
С сияющим лицом она протянула ему обе руки, и Дюруа, сразу почувствовав себя легко в этой скромной обстановке, взял их в свои и поцеловал одну, как это сделал однажды при нем Норбер де Варен.
Г-жа де Марель усадила его.
– Как вы изменились! – оглядев его с ног до головы, воскликнула она. – Вы явно похорошели. Париж идет вам на пользу. Ну, рассказывайте новости.
И они принялись болтать, точно старые знакомые, наслаждаясь этой внезапно возникшей простотой отношений, чувствуя, как идут от одного к другому токи интимности, приязни, доверия, благодаря которым два близких по духу и по рождению существа в пять минут становятся друзьями.
Неожиданно г-жа де Марель прервала разговор.
– Как странно, что я так просто чувствую себя с вами! – с удивлением заметила она. – Мне кажется, я знаю вас лет десять. Я убеждена, что мы будем друзьями. Хотите?
– Разумеется, – ответил он.
Но его улыбка намекала на нечто большее.
Он находил, что она обольстительна в этом ярком и легком пеньюаре, менее изящна, чем та, другая, в белом, менее женственна, не так нежна, но зато более соблазнительна, более пикантна.
Г-жа Форестье с застывшей на ее лице благосклонной улыбкой, как бы говорившей: «Вы мне нравитесь» и в то же время: «Берегитесь», притягивавшей и вместе с тем отстранявшей его, – улыбкой, истинный смысл которой невозможно было понять, – вызывала желание броситься к ее ногам, целовать тонкое кружево ее корсажа, упиваясь благоуханным теплом, исходившим от ее груди. Г-жа де Марель вызывала более грубое, более определенное желание, от которого у него дрожали руки, когда под легким шелком обрисовывалось ее тело.
Она болтала без умолку, по обыкновению, приправляя свою речь непринужденными остротами, – так мастеровой, применив особый прием, к удивлению присутствующих, добивается успеха в работе, которая представлялась непосильной другим. Он слушал ее и думал: «Хорошо бы все это запомнить. Из ее болтовни о событиях дня можно было бы составить потом великолепную парижскую хронику».
Кто-то тихо, чуть слышно постучал в дверь.
– Войди, крошка! – крикнула г-жа де Марель.
Девочка, войдя, направилась прямо к Дюруа и протянула ему руку.
– Это настоящая победа, – прошептала изумленная мать. – Я не узнаю Лорину.
Дюруа, поцеловав девочку и усадив рядом с собой, ласково и в то же время серьезно начал расспрашивать ее, что она поделывала это время. Она отвечала ему с важностью взрослой, нежным, как флейта, голоском.
На часах пробило три. Дюруа встал.
– Приходите почаще, – сказала г-жа де Марель, – будем с вами болтать, как сегодня, я всегда вам рада. А почему вас больше не видно у Форестье?
– Да так, – ответил он. – Я был очень занят. Надеюсь, как-нибудь на днях мы там встретимся.
И он вышел от нее, полный неясных надежд.
Форестье он ни словом не обмолвился о своем визите.
Но он долго хранил воспоминание о нем, больше чем воспоминание, – ощущение нереального, хотя и постоянного присутствия этой женщины. Ему казалось, что он унес с собой частицу ее существа: внешний ее облик стоял у него перед глазами, внутренний же, во всей своей пленительности, запечатлелся у него в душе. Он жил под обаянием этого образа, как это бывает порой, когда проведешь с любимым человеком несколько светлых мгновений. Это некая странная одержимость – смутная, сокровенная, волнующая, восхитительная в своей таинственности.