Милый друг - стр. 19
И он начал одеваться.
Выйдя на улицу, он сообразил, что сейчас нельзя идти к приятелю, – Форестье, наверное, встают поздно. Тогда он решил пройтись не спеша по внешним бульварам.
Еще не было девяти, когда он вошел в освеженный утреннею поливкой парк Монсо.[28]
Он сел на скамейку и снова отдался своим мечтам. Поодаль ходил взад-вперед весьма элегантный молодой человек, по всей вероятности, поджидавший женщину.
И она наконец появилась, в шляпе с опущенной вуалью, торопливым шагом подошла к нему, обменялась с ним быстрым рукопожатием, потом взяла его под руку, и они удалились.
Нестерпимая жажда любви охватила Дюруа, – жажда благоуханных, изысканных, утонченных любовных переживаний. Он встал и двинулся дальше, думая о Форестье. Вот кому повезло!
Он подошел к подъезду в тот самый момент, когда его приятель выходил из дому.
– А, это ты? Так рано? Что у тебя такое?
Дюруа, смущенный тем, что встретил его уже на улице, стал мямлить:
– Да вот… да вот… Ничего у меня не выходит со статьей, со статьей об Алжире, – помнишь, которую мне заказал господин Вальтер? Это неудивительно, ведь я никогда не писал. Здесь тоже нужна сноровка, как и во всяком деле. Я скоро набью себе руку, в этом я не сомневаюсь, но я не знаю, с чего начать, как приступить. Мыслей у меня много, сколько угодно, а выразить их мне не удается.
Он смешался и умолк. Форестье, лукаво улыбаясь, смотрел на него.
– Это мне знакомо.
– Да, через это, я думаю, все должны пройти, – подхватил Дюруа. – Так вот, я к тебе с просьбой… с просьбой помочь моему горю… Ты мне это в десять минут поставишь на рельсы, покажешь, с какой стороны за это браться. Это был бы для меня великолепный урок стилистики, а одному мне не справиться.
Форестье по-прежнему весело улыбался. Он хлопнул своего старого товарища по плечу и сказал:
– Ступай к моей жене, она это сделает не хуже меня. Я ее поднатаскал. У меня утро занято, а то бы я с удовольствием тебе помог.
Дюруа внезапно оробел; он колебался, он не знал, как быть.
– Но не могу же я явиться к ней в такой ранний час!
– Отлично можешь. Она уже встала. Сидит у меня в кабинете и приводит в порядок мои заметки.
Дюруа все еще не решался войти в дом.
– Нет… это невозможно…
Форестье взял его за плечи и, повернув, толкнул к двери.
– Да иди же, чудак, говорят тебе, иди! Я не намерен лезть на четвертый этаж, вести тебя к ней и излагать твою просьбу.
Наконец Дюруа набрался смелости.
– Ну, спасибо, я пойду. Скажу, что ты силой, буквально силой, заставил меня обратиться к ней.
– Да-да. Она тебя не съест, будь спокоен. Главное, не забудь: ровно в три часа.
– Нет-нет, не забуду.
Форестье с деловым видом зашагал по улице, а Дюруа, обеспокоенный тем, как его примут, стал медленно, ступенька за ступенькой, подниматься на четвертый этаж, думая о том, с чего начать разговор.
Дверь отворил слуга. На нем был синий фартук, в руке он держал половую щетку.
– Господина Форестье нет дома, – не дожидаясь вопроса, объявил он.
– Спросите госпожу Форестье, может ли она меня принять, – настаивал Дюруа, – скажите, что меня направил к ней ее муж, которого я встретил сейчас на улице.
Он стал ждать ответа. Слуга вернулся и, отворив дверь направо, сказал:
– Госпожа Форестье ждет вас.
Она сидела в кресле за письменным столом, в небольшой комнате, стены которой были сплошь закрыты книгами, аккуратно расставленными на полках черного дерева. Корешки всех цветов – красные, желтые, зеленые, лиловые, голубые – скрашивали и оживляли однообразные шеренги томов.