Миллион поцелуев в твоей жизни - стр. 9
Фиг все прекрасно понимает.
– О чем вы собирались поговорить? – спрашиваю я, когда он медлит, и мне претит, как сбивчиво звучит мой голос. Будто я пытаюсь с ним заигрывать, хотя этого мне хочется меньше всего.
Он рассматривает меня, склонив голову набок.
– В следующем месяце у тебя день рождения, да?
Я гляжу на него, удивившись, что ему вообще об этом известно. Не сомневаюсь, он мог узнать это в моем личном деле, но какая ему разница? У учителей вообще есть доступ к личным делам?
– Верно. Двадцать пятого декабря. – Слова неспешно срываются с языка, взгляд становится вопросительным.
К чему он ведет?
Его губы изгибаются в улыбке.
– Родилась в Рождество. Как мило.
– На самом деле хуже не придумаешь. Все дарят подарки в ярко-красной подарочной бумаге с Санта-Клаусами. – Боже, я кажусь неблагодарной, но такова правда.
– Это смертный грех? – Фиг приподнимает брови, его глаза блестят. Уверена, он дразнит меня, но на самом деле не понимает, каково это.
Никто не понимает, кроме тех, кто, как и я, родился в какой-то важный праздник.
– Не сказала бы, что это настолько ужасно. Просто совсем не весело отмечать свой день рождения одновременно с Рождеством. Твой праздник никогда не бывает таким же особенным, как у того, кто родился, например, в июне, – поясняю я.
– Не сомневаюсь. – Он кивает, его тон серьезен. – Что ж, Рен, я очень рад, что в следующем семестре ты станешь моей ассистенткой.
Облегченно вздыхаю от возможности сменить тему. Не хочу говорить о личном.
– Я тоже. – На самом деле меня просто радует, что в следующем семестре в моем расписании появится окно. Я слышала, что быть его ассистенткой совсем не сложно. Он не требует многого.
– Ты сменишь Мэгги. Вот почему она сегодня плакала. Я сообщил, что ее помощь в качестве ассистентки больше не понадобится.
Меня пронизывает тревога, я вся холодею.
– О чем вы? Я думала, каждый семестр у вас всегда было по двое ассистентов.
– Так и есть. Просто с Мэгги… не заладилось. – Фигероа наклоняется над столом, приближаясь к моему лицу. Это настолько близко, что я невольно отстраняюсь. – Она порой бывает слишком навязчивой.
Он говорит тихо, словно посвящает меня в тайну. По спине бегут мурашки от беспокойства.
– В каком смысле?
Когда он не спешит с ответом, я жалею, что спросила. Может, я и не хочу знать.
– Я дал ей свой номер телефона. На случай, если ей потребуется связаться со мной в чрезвычайной ситуации. Не видел в этом ничего особенного.
Ладно, как скажете. Но я считаю, что это ужасная мысль. Учитель дает свой номер телефона ученице? Пожалуй, ему не стоило пересекать эту грань.
– А она принялась без конца слать мне сообщения. И это стало… проблемой, – продолжает Фиг.
Проблемой, которую он сам себе устроил, – хочется добавить мне. Но я помалкиваю.
– Надеюсь, что если мы вдруг обменяемся номерами, когда ты станешь моей ассистенткой в следующем семестре, то не будешь так себя вести. Я ищу кого-то менее… возбудимого. Если ты понимаешь, о чем я. – Его улыбка, все его поведение источают непринужденность.
Но в нем самом ощущается напряжение. Вот только он не желает его показывать.
Мне непросто согласиться с тем, что он пытается сказать. Я вообще не собираюсь давать ему свой номер. Это неуместно. И я не заинтересована ни в каких отношениях, которые выходят за рамки отношений учителя и ученицы.