Миллион поцелуев в твоей жизни - стр. 40
Даже думать нечего. Она придет в ярость и, скорее всего, лишит его финансовой поддержки.
Малкольм идет к своей парте, что сбоку от моей и ближе к Рен. По пути врезается в нее плечом и даже не утруждается извиниться, что совсем на него непохоже, ведь он англичанин и ужасно вежлив. Он садится за парту и свирепо смотрит на Рен.
– Я тебе не мешаю?
Рен, часто моргая, потирает руку в том месте, где он на нее налетел.
Да какого черта? Этот сукин сын причинил ей боль.
Если она расплачется, я за себя не отвечаю.
– Смотри, куда идешь, Мал. – Когда он оборачивается, я бросаю на него взгляд, который так и говорит: «Отвали на хрен».
Он пожимает плечами.
– Она стояла у меня на пути.
– Она девушка. А ты налетел на нее как на поле.
– Послушать тебя, так это плохо, – добавляет Рен.
Я снова поворачиваюсь к ней.
– Что плохо?
– Что я девушка. Будто это проклятие или я какой-то недочеловек.
– Ну… – тянет Малкольм. – Твои слова, не мои.
Эзра хохочет.
Я молча закипаю от злости.
– Женщины годятся только для одного, правда, Крю? Ты сам так говорил. – Малкольм не колеблется ни секунды. – Для секса. Вот для чего. О, и для готовки. Видимо, все же для двух дел.
– Ты отвратителен, – шепчет Рен и смотрит на меня. – И ты ничем не лучше, раз просто сидишь и позволяешь ему говорить такие гадости.
От ее типичной манеры всех осуждать моя злость усиливается.
– А что ты хочешь от меня услышать? Что, по моему мнению, Малкольм прав? Что женщины ни на что не годятся, кроме быстрого перепихона? Может, он и прав.
– Какой же ты мерзавец, Ланкастер! – вопит Натали со своего места, хохоча до упаду.
Это сходит ей с рук только потому, что Сков еще не вошла в кабинет. Сейчас в классе царит обстановка вседозволенности.
– Она права, – произносит Рен пугающе спокойным голосом. – Ты конченый мерзавец.
У меня отвисает челюсть. Эзра хохочет так заливисто, что уже на грани истерики. Даже Малкольм посмеивается.
Рен резко разворачивается и идет по проходу между партами, по пути хватает свой рюкзак с пола и выбегает из класса. Проносится мимо мисс Сков, которая смотрит ей вслед, а потом закрывает дверь кабинета.
– И почему она постоянно убегает с моего урока, если прежде не прогуляла ни дня? – спрашивает Сков, ни к кому конкретно не обращаясь, и идет к своему столу, качая головой.
– Что это вообще было, мать твою? – спрашиваю я друга. – Ты специально на нее налетел, чтобы сделать больно?
Малкольм бросает на меня сердитый взгляд.
– Я ей не доверяю. И ты не должен. Рано или поздно эта пай-девочка сдаст нас, и тогда нам всем крышка.
– А унижая ее и выставляя дурой перед всем классом, ты рассчитываешь добиться ее молчания?
Ему хватает совести изобразить раскаяние.
– Может, она ничего не расскажет, если будет нас бояться.
– Перепугав ее до смерти, можно, наоборот, вынудить ее признаться во всем, что видела. – Черт, я не знаю, как заставить Рен молчать. Может, стоит в кои-то веки отнестись к ней по-доброму. – Не забывай, что она может погубить меня – нас – одним визитом в кабинет директора. Отличный план ты придумал, мой друг. Просто железный.
Хотя мне ли судить? Я и сам только и делал, что запугивал ее. Я ничем не лучше Малкольма.
Возможно, даже хуже, ведь хочу только одного: трахнуть ее.
Осознание сражает меня прямо в грудь, напоминая о том, что я все же человек. Я люблю делать вид, словно меня ничто не волнует, но сейчас есть только одно – вернее, только один человек, которому под силу меня задеть. Заморочить мне голову.