Милалика - стр. 9
– Гром, водички дай, пожалуйста, – негромко прошу я.
– Держи, Мила, – протягивает мне флягу.
Вот опять в голосе командира мне слышатся ласковые интонации. Самообман, наверное, просто очень мне этой самой ласки не хватает, ведь так и осталась потерянной девчонкой, хоть давно и офицер, и звёзды на погонах сияют. Но до зубовного скрежета, до воя хочется мне, чтобы обняли, прижали к себе, сказали, что я самая-самая, – а там и помирать можно.
Что-то в последнее время тоска всё чаще сердце гложет. То ли предчувствие какое-то, то ли ещё чего… Кстати, об ощущениях: я сейчас обос… обгажусь.
Ребята собираются, а у меня какое-то чувство нехорошее. Вот где-то внутри зреет предчувствие надвигающейся беды, и ничего не могу с этим поделать. Почему-то хочется плакать, но этого делать я, разумеется, не буду. Я лучше пойду оправлюсь, так сказать. А если предчувствие останется, Серёже пожалуюсь, он в предчувствия верит.
– Я в кустики, – предупреждаю ребят.
Нечего тут стесняться, командир должен знать, где находится каждый его подчинённый, даже если он погадить отошёл. Правило такое, и правильное правило, между нами говоря. Только предчувствие заставляет взять с собой рюкзак, сама не знаю зачем. На меня одной гранаты, что в кармане, хватит, а в рюкзаке ещё кило того, что детонировать может, но «чуйка» – зверь такой, поэтому я делаю то, что чувствую правильным.
Я отхожу чуть дальше от ребят, вижу удобную прогалину, но что-то мне тут не нравится, потому делаю шаг в сторону и замираю. На меня в упор смотрит дульный срез американской винтовки. В тот же миг кто-то хватает сзади за шею так, что я теперь только хрипеть могу, а не кричать. А там же ребята! Там Серёжа! Они не знают о засаде!
Я понимаю, что здесь моя жизнь заканчивается. Конкретно вот этим «аборигенам» в руки лучше не попадать никому, а они всё равно в результате убьют. Или же сделают такое… В общем, понятно. В это мгновение пальцы цепляют гранату без замедлителя. В кармане лежит, уже готовенькая. Почему-то в голову не приходит наука с отводами глаз и прочим – может быть, потому что я в неё не верю?
Прощайте, ребята! Отомсти за меня, Серёжа!
***
– Ну вот как это называется?! – слышу я, открывая глаза.
Я же только что взорвалась, от меня же ничего остаться не должно было! Как я могу открыть глаза?! И, кстати, где это я?
– Милалика! Как это называется, а? – снова слышу я тот же женский голос.
Я лежу на поляне в обычном таком лесу средней полосы, вокруг меня туман, а прямо напротив стоит женщина в длинном чёрном платье, опираясь на такую же чёрную косу – ну, которой траву косят, и дама эта возмущена. Даже слишком возмущена, по-моему. Обращается она ко мне, но почему так называет?
– О косу не порежетесь? – интересуюсь я.
– Делать мне больше нечего, – отвечает мне она. – Милалика! Как тебе не стыдно! Ты почему опять до обретения ко мне отправилась, а? Как мне твою судьбу править в таких условиях? Ты что, забыла, что вернуть тебя можно только после того, как вспыхнет истинная любовь?
– Женщина, вы кто? – задаю я сакраментальный вопрос.
– Дожили! – возмущается она. – Уже и Смерть не узнают! Дать бы тебе, да ведь не поможет это!
– Интересные галлюцинации, – соглашаюсь я.
Я всё понимаю: на самом деле я лежу в виде фарша среди мелко нарубленных аборигенов, а мой медленно умирающий мозг выдаёт весёлые картинки из журнала «Ералаш». А фарш – потому что заботливо прихваченный рюкзак детонировал. Медленно поднимаюсь на ноги, внимательно осмотрев себя. Я полупрозрачная, что говорит о детальности галлюцинаций, но мне уже, в общем-то, всё равно. Я уже фарш третьего сорта, то есть – вместе с будкой, как об этом говорит анекдот. Так что теперь можно и послушать, что мне Смерть скажет.