Михайловская дева - стр. 8
– Ты вспомнила себя?
– Да…
– Вот такой я тебя и полюбила. Открою тайну: ранее я редко интересовалась своим прошлым. Далеким прошлым. Но ради тебя я подняла из небытия большую часть своих жизней. И оказалось, что та встреча, на Рейне, тоже была не первой. Эмма, у нас еще были жизни. В прошлый раз я начала об этом рассказывать. Но не успела закончить. Я и сейчас не стану. Я сделаю это чуть позже… А сейчас надень это.
Мег достала из – под подушки какой-то темно-синий комок. По виду это было крашеное кобальтом, полотно грубой шерсти.
– Надевай. Это твои синие чулки.
– Зачем? – всхлипывая, спросила Екатерина-Эмма.
– А затем, что эти синие чулки, на фоне твоей белой кожи, снились мне ни один век. Надевай живо. Во время наказания ты будешь находиться в них.
Екатерина развернула два жестких комочка и встряхнула их. Затем, морщась, медленно натянула их на худенькие длинные ноги. Они доходили ей почти до самого окончания бедер, едва не упираясь в обнаженный лобок.
– Возьми подвязки и закрепи крепче. Они не должны спадать.
– Ой, они ужасно колючие! – вскрикнула девушка.
– Ах, какие мы стали нежные всего за несколько веков. Да, это не шелк, и не фильдекос[2]. Это – грубая овечья шерсть. В них тепло в зимнюю стужу, в Кёльне. Не понимаю, какого черта ты именно тогда простыла?
– Я голодная была. Отец Эверт сказал, ничего не есть… – будто припоминая, шептала Екатерина-Эмма. – Ах, я заболела и умерла! – вскрикнула она. – Да, я все помню. И потом я полетела, – радостно отозвалась девушка.
– А вот об этом я не хочу слушать. Я примерно знаю твой маршрут.
– А тетя… Тетя моя не горевала совсем. Она даже обрадовалась. Я помню. Я прилетала к ней и видела, как она жгла мои вещи. Она боялась заразы. В Кёльне тогда многие умирали. А она… Она тут же вышла замуж. Я, похоже, мешала ей… Можно, я сниму эти чулки? Они очень колются…
– Нет! – резкий окрик Мег отрезвил Екатерину-Эмму. – Не сметь, снимать до конца сессии.
Она оттолкнула свою возлюбленную и встала во весь рост.
– Пьер, Самсон, вы готовы?
– Да, госпожа! – послышался дружный ответ двух помощников.
– Ведите ее в экзекуторский зал.
К нашей тамбовской красавице, которая в этот момент путалась в обрывках собственных судеб – между немецкой девушкой Эммой и русской мещанкой Екатериной, подошли двое мужчин. Они были по пояс обнажены. У обоих поигрывали крепкие мускулы, ниже талии на них красовалось тонкое серое трико, делающее выпуклыми гениталии. Екатерина-Эмма скосила глаза на внушительное «хозяйство» одного из них. И невольно поежилась. Вместе с этим она ощутила знакомый жар внизу собственного живота.
– Сорвите с нее рубаху! – приказала Мег.
Самсон подошел к жертве и одним резким движением разорвал тоненькую сорочку на две части. В свете ярких факелов Екатерина-Эмма осталась стоять обнаженной, с зажмуренными от страха глазами. Маленькие груди, увенчанные крошечными розовыми сосками, дрогнули и поднялись кверху. Екатерина покраснела, увидев зоркие и пытливые взгляды мужчин. Руки инстинктивно прикрыли груди и лобок.
– Убери руки! – властно приказала ведьма.
Не открывая глаз, Екатерина-Эмма сжала пальцы в кулачки и опустила их вниз.
– Да… Как давно я мечтала об этом, – хрипло прошептала Мег. – Этот плоский и мягкий живот, выпуклый лобок. Вот только лобок тогда у тебя был черным. Но ради успешности пыток, ради их наглядности, я снова приказала удалить тебе все волосы. Сейчас мне это удобно. Так будет лучше видно все то, что будет происходить с твоей маленькой и трепетной вагиной. Я смогу видеть, как раскрывается твоя розовая раковина – шире и шире. Сегодня я желаю лицезреть все ее возможности… Каков ее предел. Привяжите ее к кресту!