Михайлов или Михась? - стр. 38
ОТ СОСТАВИТЕЛЯ ЛИБРЕТТО
У кого-то может сложиться впечатление, что господин Кроше дурно исполняет свою роль. Я вынужден заступиться за дирижера. Как уже было сказано, он весьма искушен в своем деле. И постоянные посетители Дворца правосудия знают, как может блеснуть Жан Луи Кроше. О, как бывал он красноречив на этой сцене, к каким блистательным метафорам и разящим сравнениям прибегал! Как завороженные, бывало, следили судьи за его манипуляциями дирижерской палочкой и, являя собой слаженный ансамбль, исполняли мелодии в дирижерской трактовке прокурора.
Что же произошло на сей раз? Да в том-то и дело, что – ничего. Зачем распылять свой талант, если финал заранее предопределен? Прокурор, как всегда, утверждал, что за прошедшее время у защиты не появилось никаких новых аргументов. На самом же деле он исполняет хорошо отработанный классический опереточный прием, когда подгулявший муж вместо того, чтобы оправдываться, начинает во всех грехах обвинять свою жену. А что, собственно, говорить прокурору? На протяжении полутора лет «постановщик» Жорж Зекшен вместе с «дирижером» Жаном Луи Кроше пытались доказать причастность Сергея Михайлова к русской мафии, к преступлениям, которые он якобы совершил в Израиле и в других странах.
В результате из России, Израиля и других стран, куда отправлялись запросы и неоднократно выезжал сам Зекшен, пришли официальные ответы, что у правоохранительных органов этих стран никаких претензий к господину Михайлову нет.
Людям, причастным к театру, хорошо известно, какой важный фон могут создать шумовые эффекты за сценой. Не найдя никаких фактов, подтверждающих вину заключенного, постановщики спектакля занялись подготовкой шумовых эффектов. И находящиеся за сценой лжесвидетели полностью оправдали свое назначение. Есть старый как мир театральный прием. Когда нужно создать на сцене или за сценой сильный, все заглушающий шум, группа статистов начинает вразнобой, но очень громко произносить одну и ту же фразу, многократно ее повторяя: «Что говорить, если нечего говорить, что говорить, если нечего говорить…» Практика театральных постановок показала, что именно эта глупость и бессмыслица создают впечатление наибольшего шумового эффекта.
Если вновь внимательно прочитать показания свидетелей, вернее, как теперь уже доказано, лжесвидетелей Николая Упорова, Роберта Левинсона, Майкла Шранца, Александра Абрамовича и парочки им же подобных, то коротко их показания можно было бы резюмировать все той же пресловутой фразой: «Что говорить, если нечего говорить». Упоров работал в московском РУОПе, уволившись, бежал в Швейцарию. Ни одно из его показаний не имеет до-кументального подтверждения. В «доказательство» он произносит туманно одно и то же: «Я основываюсь на оперативных данных». И хотя ни один суд в мире никогда не выносил обвинительный приговор, основываясь на оперативных данных, следствие продолжает упорно величать Упорова (простите за тавтологию, честное слово, не нарочно) главным свидетелем обвинения, и его бред скрупулезно протоколируется. Агент ФБР Роберт Левинсон от Упорова отличается разве что местом жительства. А так – близнецы-братья. Та же необузданная фантазия, не подтвержденная никакими документами. Если поверить Левинсону в том, что он действительно занимался этим на территории России, то эту деятельность следует охарактеризовать не иначе как шпионской.