Михаил Зощенко. Беспризорный гений - стр. 22

Здесь, в ДИСКе, Зощенко завоевал авторитет и как личность, как человек отважный, способный защитить. Однажды, когда студийцы спустились во двор, они увидели, что к ним направляется человек в офицерской шинели и в абсолютно невменяемом состоянии, а главное – с обнаженной саблей в руке. Зощенко знал, какое это опасное оружие. Человек обученный, а перед ними, несомненно, был такой, может за несколько секунд изрубить нескольких человек. Ярость этого человека, видимо, бывшего офицера, судя по отсутствию погон, Зощенко мог себе представить. Тем более, что тот увидел группу веселой молодежи, выходившей из бывших барских покоев. Все заметили, что у безумца абсолютно белые глаза. В те годы все знали, что это значит. Кокаин тогда в Петрограде было легче достать, чем хлеб. Все застыли. И только Зощенко спокойно подошел к этому человеку, что-то тихо сказал ему – тот повернулся и ушел. Не зря Зощенко получил свои ордена – умел действовать по-мужски!

Но не только подобные субъекты угрожали Дому искусств. 16 октября 1921 года Горький уехал в эмиграцию. Над Домом искусств, оставшимся без «высокой защиты», нависла опасность. Зиновьев, тогдашний «хозяин города», намеревался закрыть этот рассадник вольнодумства, «прихлопнуть птичку»… но поздно: «птичка», вылетевшая из Дома искусств, – новая русская литература – уже летит!

Горький, уехав на Капри, однако, не бросил своих «птенцов», чувствовал ответственность за то, что с ними произойдет. Если уж он накликал «бурю» – то теперь должен был доказать, что революция не убила культуру, а наоборот, создала новую – и лучшую! До своего вынужденного отъезда (Ленин, с его «заботами» о здоровье классика, явно давал понять – уезжай, не мешай) Горький делал все, что от него зависело: он организовывал, создавал, опекал самые различные культурные учреждения – особенно «холил и лелеял» молодые литературные таланты.

Первая тесная встреча Зощенко с Горьким состоялась в 1921 году, еще до его отъезда. Слонимский, тогда секретарь Горького, передал ему на суд свои рассказы – и несколько рассказов Зощенко. Горький относился к этому очень строго, считая создание новой литературы важной государственной задачей. После разговора с Горьким Зощенко сухо записал в дневнике: «Ал. Макс. читал «Старуху Врангель». Я был у него. Он все время выдержки читал и говорил, что написано блестяще. Но узко наш интерес. Даже только петербургский. Это плохо. Как, сказал, мы переведем на индусский такую вещь? Не поймут».

Но о главном замечании Горького Зощенко не сообщил. Старательный Константин Федин, записывающий за Горьким каждое слово, приводит несколько другой отзыв классика: «Была у меня молодежь. Побеседовали. Я им говорю: так писать, как они пишут, нельзя. Что они делают? Берут «Шинель» Гоголя и придумывают, какой эта шинель должна быть в наше время».

Затем Горький прочел повесть Зощенко «Красные и белые». На этот раз отзыв был еще жестче: «В отличие от прежних работ – в этой чувствуются вялость и многословие».

Но прощание их не было безнадежным – перед самым отъездом Горького на Капри в дневнике Зощенко появилась победная запись: «Очень понравилась Ал. Макс. «Рыбья самка».

Так что трудно сразу определить, в удачное или неудачное время появился писатель Зощенко. Скорее – в удачное: среди его современников был Горький, замечательный писатель и воспитатель. Теперешним молодым такого счастья не выпало.