Михаил Янгель - стр. 7
В стране в то время бушевал «большой террор». Тройки НКВД повсюду искали «врагов народа» и особенно внимательно следили за разработчиками и конструкторами военной техники – ни один из них не мог быть освобожден от подозрения. В каждом из тех, кто имел отношение к оборонной промышленности и доступ в проектные цеха, карательные органы видели иностранных агентов, шпионов, предателей Родины. Еще в 1929 году было создано ЦББ-39 ОГПУ им. Менжинского – специальное «опытно-конструкторское бюро» для содержания в нем заключенных конструкторов и инженеров. В конце 1938 года было создано второе такое «конструкторское бюро» – ЦКБ-29 НКВД – трудовая колония для выдающихся представителей технической интеллигенции. В разные годы в таких научно-технических «шарагах» содержался цвет русской авиационной мысли – С. П. Королёв, В. П. Глушко, А. Н. Туполев, В. М. Мясищев и многие другие известнейшие конструкторы, которым страна обязана абсолютным большинством серьезных разработок в авиационной отрасли.
В. М. Мясищев.
С. П. Королёв.
В. П. Глушко.
В 1938 году внутренние органы заинтересовались недавно прибывшим из Соединенных Штатов молодым инженером. Его подозревали в «непролетарском происхождении»: якобы у НКВД была информация, что его отец был зажиточным крестьянином, а сейчас нелоялен к советской власти и скрывается в тайге с оружием. Плохую службу сыграло также то, что родной брат Янгеля Константин, работавший обычным учителем географии в городе Ленинск-Кузнецкий Кемеровской области, был арестован, осужден по 58-й статье и расстрелян. В том же году и по той же статье («контрреволюционная деятельность») был арестован и Виктор Яскуло. Дядя Янгеля, работавший учителем иностранного языка и рисования, был приговорен к расстрелу как «немецкий шпион».
По понятным причинам брат и племянник обвиненных в антисоветской деятельности «врагов народа», имеющий к тому же отношение к оборонной промышленности, тут же должен был привлечь к себе внимание НКВД. На самом деле неизвестно, чем был спровоцирован интерес спецслужб – доносом или родством с Константином и Виктором, но Поликарпов, который провел почти два года жизни во «внутренней тюрьме» ЦКБ-39 и так и не был реабилитирован, посоветовал своему подопечному срочно уехать в Сибирь и привезти из дома документы о смерти отца в 1935 году и о бедняцком происхождении. 7 декабря Янгель выехал в направлении Зыряновой, но дорожные и погодные условия были настолько суровыми (в одном из писем к своей невесте Янгель назвал их «сногсшибательными»), что прибыл в родную деревню он только под Новый год. Ему удалось получить справку из сельскохозяйственной коммуны «Труд» о том, что Кузьма Лаврентьевич Янгель состоял в колхозе, справку из сельсовета об имущественном положении и справку об обложении отца индивидуальным сельхозналогом. Понятно, что в конце 1930-х никакие документы не могли освободить человека от подозрения спецслужб, но было собрано максимально возможное количество бумаг, подтверждающих социальное происхождение семьи. Неизвестно, имел ли Янгель впоследствии по возвращении в Москву какие-то беседы с представителями власти или эта история сошла на нет, как только он пропал из поля зрения НКВД, но больше ни о каких контактах Янгеля с чекистами не упоминается.