Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - стр. 121
По слухам, жители знали о грабежах и насилиях, творимых махновцами (страшен был не Махно, а его окружение), поэтому окна домов закрывали ставнями, на улицу не выходили, станица словно вымерла. Готовая в любую минуту пустить в ход оружие, разноликая махновская рать стала расползаться по пустынным улицам.
Вопреки слухам и утверждениям руководителей, насилия и стрельбы не было. Люди стали выходить из дворов – полюбопытствовать, зачем махновцы пожаловали в станицу.
Первые новости принесли вездесущие казачата: Махно штабом остановился в доме попа Виссариона, у Кирюшкиного ветряка махновцев – видимо-невидимо. Возле лавки в центре станицы, где имелось немного товара, поставили часового. На мельничном дворе у кирпичных сараев с хлебом, собранным по разверстке, прикладами сбили замки. Выглядывавшим из дворов жителям сказали: «Это ваш хлеб. Забирайте».
Сперва осторожно, озираясь по сторонам, с опаской, по одному, по двое каргинцы заходили в сарай, набирали в мешки зерно и уносили домой. Потом больше и больше, и скоро у сараев собралась толпа. Кто-то показал на лежавшую в углу связку новых холщовых мешков. Бабы мигом их расхватали.
К вечеру кирпичный сарай с хлебом наполовину опустел, некоторые, самые оборотистые, успели сделать несколько заходов. У раскрытых дверей на рассыпанное зерно тучей слетелись воробьи.
В ночь на 23 сентября в сторону Вешенской Махно выслал конную разведку, но идти на нее не захотел, он явно торопился.
В станице Каргинской Махно остановился на два дня, чтобы после боя под Боковской привести в порядок «войско» и похоронить своего боевого атамана Гаркушу, в перестрелке сраженного красноармейской пулей.
На второй день махновцы плотным кольцом из пулеметных тачанок и всадников оцепили кладбище. Сам Нестор Махно приехал на тачанке и, пока могилу не засыпали землей, хмуро смотрел вниз; с тачанки не слезал, но и не уезжал.
На кладбище собралось много зевак, молодых и старых. Всякое видавшие на своем веку казаки были потрясены, увидав, как у Гаркушева коня, стоявшего у края могилы под седлом и покрытого до земли черным бархатом, слезились глаза.
У изголовья Гаркуши стояла высокая молодая женщина в черном. В толпе прошел шепот: «Жена убитого». На самом деле это была жена и соратница Нестора Махно.
Под недружный ружейный салют гроб с телом атамана Гаркуши предали донской земле. На ходу неизвестный местный поэт сочинил стишок:
На другой день утром многокилометровой колонной в три сотни пулеметных тачанок Махно выступил из Каргинской в направлении хутора Нижне-Яблоновского. После двадцативерстного перехода на окраине хутора сделал короткий привал, а затем двинулся в направлении слободы Кашары, повернул к железной дороге на станцию Чертково, под пулеметным огнем перешел пути и двинулся назад на Украину.
Здесь, пожалуй, будет уместным посвятить несколько страниц самому Махно.
Нестор Иванович Михненко (1889–1934), по уличному прозвищу Махно, родился на Украине в селе Гуляй-Поле. В 20 лет примкнул к террористической группе анархо-коммунистов, ставивших своей целью путем террора бороться со всеми «богатыми» «за свободу народа».
В 1910 году одесским военно-окружным судом Махно был приговорен к смертной казни; в России тогда такого наказания не было, поэтому смертную казнь заменили пожизненной каторгой. Закованный в цепи Махно был доставлен в Москву и посажен в Бутырскую каторжную тюрьму.