Мифы и притчи классической древности - стр. 5
Все с интересом смотрели на юношу… «Что привело тебя сюда в мой дворец?» – спросил Гелиос.
«О, светлый отец мой! – ответил ему Фаэтон. – Меня и мою мать Климену оскорбляют на земле и сомневаются в моем небесном происхождении. Поэтому я пришел молить тебя, чтобы ты дал мне какое-нибудь знамение, которое убедило бы весь мир в том, что я действительно твой сын».
Г. Доре. Стикс. 1861
Выслушав юношу, Гелиос обнял его и сказал: «Я никогда не отрекусь ни от тебя, ни от твоей матери, сын мой! Для того же, чтобы ты не сомневался во мне, ты можешь потребовать от меня чего хочешь – и, клянусь Стиксом, твое желание будет исполнено».
Радостно выслушал эти слова Фаэтон и вскричал: «Позволь же мне только один день поправить твоей солнечной колесницей, – вот мое самое большое желание!»
Пораженный бог солнца покачал головой.
«Горе, мой сын! – сказал он. – Ты хочешь невозможного, я никак не могу доверить тебе этого. Ты берешься нести такую службу, на которую у тебя не хватит сил, и стремишься иметь даже больше того, что разрешено самим богам. Никто, кроме меня, не может стоять у пылающей оси! Даже у меня самого кружится голова и захватывает дыхание, когда я, поднявшись выше самого неба, смотрю оттуда вниз, в глубину. Не требуй же такого опасного подарка, мой сын, перемени свое желание и потребуй чего-нибудь другого, и все, чего бы ни захотел ты от всех богов Неба и Земли, – ты получишь!»
Но юноша не хотел менять своего желания, и Гелиос, поклявшийся Стиксом, должен был исполнить клятву.
Вздохнув, взял он сына за руку и подвел к солнечной колеснице, этому мастерскому произведению Гефеста.
Гелиос – бог Солнца – на колеснице, запряженной крылатыми конями, взлетает на небо. Рисунок Хисуи Сугиура. 1918
Колесница была вся из литого золота с серебряными спицами, под ярмом же блестели хризолиты и рубины.
Пока Фаэтон рассматривал эту божественную работу, на востоке проснулась Утренняя Заря и распахнула свои пурпуровые ворота в усыпанную розами залу… Потухли звезды, и последняя из них утренняя звезда, вместе с нарождающимся серпом луны, исчезла за краем горизонта.
С тяжелым вздохом Гелиос отдал приказ Часам, чтобы они запрягли коней. Тотчас были выведены из стойл и взнузданы горячие, вспоенные амброзией кони.
Тем временем Гелиос намазал лицо своего сына душистой мазью, которая сделала его кожу способной выносить жгучее пламя солнца. С болью в сердце надел он затем на его голову лучистую корону и сказал: «Не употребляй бича, мое дитя, управляй только уздечкой, так как кони бегут сами, и стоит большого труда остановить их во время бега. Ты ясно видишь колеи от колес? Оставайся в них и не спускайся ниже, иначе ты можешь зажечь землю, но не подымайся и слишком высоко, так как небо также может воспламениться.
П. Рубенс. Падение Фаэтона. 1604–1605
Но время еще есть! Пока не прошла ночь – одумайся, мой сын, и предоставь ехать мне. Прошу тебя, дай мне поводья и оставь меня самого разносить людям свет!»
Так просил Гелиос, но юноша, казалось, не слышал его; он радостно тряхнул поводьями и с улыбкой кивнул головой встревоженному отцу.
С громким фырканьем и ржанием взвились легкокрылые кони и сквозь открытые перед ними ворота понеслись в брезжущую рассветом даль. На бесконечное пространство протянулся перед взорами мальчика мир… Скакуны быстро пролетали свой кремнистый путь, легко рассекая расстилавшийся перед ними туман.