Мифы и легенды Огненной дуги - стр. 60

– Товарищ генерал армии! Это Вы во всём виноваты. У меня здесь ничего не получается. Верните меня обратно в дивизию!

…И.Д. Черняховскому не хватало опыта для руководства войсками такого крупного объединения, как армия, и на первых порах он подрастерялся. Пришлось побывать с ним, практически помочь ему; он успокоился, обрёл уверенность, в его действиях появились чёткость и твёрдость»[195].

Несколько опережая события, отмечу, что именно из-за растерянности в первые дни наступления за Воронежско-Касторненскую операцию Иван Данилович был удостоен 4 февраля 1943 г. ордена Красного Знамени, в то время как его соседи-командармы – более высоких полководческих наград[196]. Хотя уже 8 февраля 1943 г. его армия стремительным ударом выбьет противника из Курска, и в тот же день он будет награждён орденом Суворова 1-й степени, а 14 февраля станет генерал-лейтенантом.

Вечером 26 января расстояние между передовыми частями Рейтера и Голикова было ещё довольно внушительным, примерно 60 км, и противник пока имел возможность отвести из намечавшегося «котла» на запад существенную часть сил. Но полностью спасти 2-ю А уже было невозможно – решение об отводе её из «воронежского выступа» было принято с очевидным запозданием. В этот момент 7-й ак оказался скованным боями в районе Воронежа, и переброска его в зимних условиях под натиском наступающих советских войск было делом крайне затруднительным. Хотя командование ГА «Б» прилагало для этого все усилия: был задействован и железнодорожный, и автомобильный транспорт. Кроме того, как отметила советская разведка, к утру 27 января для удержания в районе Касторного из-под Воронежа были переброшены до трёх пехотных полков, лыжный батальон и несколько спецподразделений.

Ставка ВГК в общем верно оценивала обстановку на стыке двух фронтов, считая положение противника критическим. Вместе с тем в этот момент в её действиях начала проявляться торопливость. Уже к исходу 26 января она считала разгром группировки в районе г. Касторное делом решённым. «Вечером 26 декабря в очередном телефонном разговоре с Верховным Гпавнокомандующим в связи с успешным развитием операции было принято решение о ходе наступления после взятия Касторного, – вспоминал А.М. Василевский, – по которому левое крыло Брянского фронта ударом на Колпны, Малоархангельск и далее на Фатеж должно было не позволить противнику закрепиться на реке Тим и тем самым обеспечить с севера успешное выполнение задач Воронежским фронтом. Правое крыло Воронежского фронта после взятия Касторного должно развивать наступление на Курск»[197]. Прогнозирование развития оперативной обстановки и опережающее планирование – это прямая обязанность военачальников и важнейшая задача в ходе операции. Однако, стремясь более полно использовать инициативу, перехваченную после Сталинграда, и на плечах отходящего неприятеля как можно дальше отбросить его, советская сторона постепенно начала терять чувство реальности. Первым серьёзным проявлением этого стала именно Воронежско-Касторненская операция. В момент, когда её главная задача была ещё не решена, а наступление развивалось с большим трудом, вместо усиления направления главного удара для скорейшего прорыва обороны на всю глубину, создания плотного кольца вокруг многочисленной группировки и условий по недопущению её деблокировании, Москва занялась планами дальнейшего наступления на запад. При этом не имея серьёзных резервов, всё теми же соединениями, не выходившими из боёв уже месяц и из последних сил сражавшимся у Горшечного, Нижней Ведуги и Волового. Это, помноженное на плохую работу разведки, сначала не позволило полностью уничтожить «котёл» под Касторным, а затем привело к разгрому наших войск (в том числе и Воронежского фронта) на Украине в марте 1943 г.