Мидавиада - стр. 21
План был так себе. Да, что там – план был откровенно паршивый, но за неимением другого Селена решила действовать. Убедившись в том, что возница спит, а конюх увлечён распеканием внука, она выползла из-за тюков, отодвинула тент и выбралась наружу. Беловолосый лежал в паре шагов от повозки, и ей пришлось пробираться на цыпочках, чтобы не разбудить его ненароком.
Конюх тем временем перешёл к решительным мерам. Схватив вожжи, он принялся охаживать ими внука:
– На тебе! Получай, негодник! Будешь знать, как лодырничать! На, получи! Вот так! Вот так!
– Деда! – заорал мальчишка, да так громко, что беловолосый на мгновение приподнял веки.
Селена замерла на месте, стараясь не дышать, но возница её не заметил – хрюкнул и вновь закрыл глаза. Конюшонок всё не успокаивался:
– Деда! Там! Там!
– Чего орёшь, как резанный?! – хрипло пробасил конюх, не переставая хлестать внука вожжами. – Я тебя научу доброй службе!
Селена бочком пробиралась к выходу, стараясь ступать как можно тише. Ворота были открыты. Оставалось сделать лишь несколько шагов. Шаг. Ещё шаг. Вот он колкий ночной воздух. Вот спасительная темнота. Вот озорная розовато-пурпурная луна, игриво глядящая с чёрного неба. Шаг. И ещё. И ещё.
– Деда! – слабый голосишко сорвался в писк. – Она там! Там!
Конюх прекратил хлестать внука, оглянулся и, конечно, увидел Селену, застывшую в двух шагах от двери.
– Ты ещё откуда взялась?! – гаркнул он, явно не понимая, что происходит.
– Она, деда, из повозки вылезла! – предательски заявил конюшонок. – Я всё видел.
Воспользовавшись замешательством своего мучителя, он вывернулся и отбежал на безопасное расстояние:
– Вылезла из повозки и бочком-бочком. Сбежать хотела!
Конюх упёр руки в бока, растопырив локти:
– Говори: кто такая?!
Селена стояла и молча смотрела ему в лицо. Воздуха не хватало, дышать становилось всё труднее. Что сказать? Как выпутаться? Кто она? Служанка? Торговка? Горничная богатой дамы? Ответ нашёлся раньше, чем она успела его осознать:
– Я из деревни, господин.
Озадаченный её словами конюх приоткрыл рот и захлопал глазами. Щёки его начали пунцоветь.
– Что это ты мелешь?! Из какой деревни?
– Из Заозерья, ваша милость, – ляпнула Селена. Казалось: ещё немного, и она потеряет сознание от страха. Сердце стучало в горле. В глазах темнело.
– Из Заозерья? – польщённый её обращением конюх немного размяк и даже заулыбался. – Что это за деревня такая? Никогда не слышал.
– Это, ваша милость, ух как далеко! – пискнула Селена, пытаясь копировать крестьянский говор. – Я как тележку эту увидала, так и решила: «Авось до города доберусь?» Там, в деревне, что за жизнь?! Никакой жизни, прямо сказать! Тятенька пьёт беспробудственно, матушка померла. Вот я и решила в город податься, белошвейкой заделаться. А что? Я шить могу, вышивать. Я, ваша милость, рукастая…
Она говорила, и говорила, стараясь смотреть конюху прямо в глаза. Поверит или нет? Тот молчал, оглядывая её с ног до головы. Наконец, замолчала и Селена.
– Белошвейкой, говоришь? – выдавил конюх.
Она осторожно кивнула.
– Из деревни, стало быть?
– Из Заозерья, ваша милость.
– Складно врёшь, девочка. А только на платье-то своё погляди. Ты на крестьянку похожа, как вошь на лошадь!
Селена опустила глаза. Действительно, подаренный мамой плащ из тончайшего ливарийского сукна стоил целое состояние. Вилма знала толк в материях и фасонах. Кто бы мог подумать, что это плохо?!