Мгновения - стр. 3

Я не знаю, кто прав. Только, когда через пару дней цветы снова посмотрели сквозь стекло, они увидели увядший букет: поникшие головки, осыпавшиеся лепестки. Я видела росу на их листьях. Цветы плакали…

Тот сад, по которому мы бродили когда-то, давно стёрт с лица земли. Пройдут года, столетия. Сменится несколько поколений, поменяется сама жизнь, страна изменится. О нас уж не вспомнят. Кто мы? Лёгкие тени. Мы не принимали участия в громких событиях, не стали творцами или политиками. Мы всего лишь любили бродить вдвоём по нашему дикому заросшему саду.

И вот оно, полузабытое детство, вновь является мне в вечерней дреме. Когда, утомившись от трудного дня, ложишься на веранде и засыпаешь, убаюканная тихим шелестом листвы и мягкими лучами уходящего солнца.

Я возвращаюсь в отчий край, где ивы дремлют над озёрной гладью, где поле расстилается до горизонта, где тишина… где ты ещё со мной…

Кто ты? Всего лишь неприкаянный мальчишка, ходивший в наш дом обедать.

Так много лет прошло. Помнишь, как ходили с тобой в школу? Ты был самым маленьким в классе, я самой высокой. Ты носил нелепую шапку-ушанку и давал мне смешные прозвища. Твоя фантазия была неистощима.

Ты любил животных, не мог пройти мимо кошки, не погладив ее. Для бездомных собак собирал остатки со стола, и они бежали за нами до самой школы.

К шестнадцати годам ты очень изменился: стал выше меня на целую голову, твои глаза стали ещё синее, а волосы потемнели. Или мне только кажется, и ты всегда был таким?

Твоя экзотическая внешность пользовалась большим успехом, девчонки висли на тебе гроздьями. Но ты всё равно приходил ко мне, и мы гуляли, гуляли до темноты по заброшенному саду, ветки яблонь над нашими головами сплетались в тёмно-зелёную зонтик, и если шёл дождь, то мы его даже не замечали.

Любил ли ты? Возможно. Только не меня. Зачем же тогда приходил и сидел со мной вечерами на крохотном пеньке срубленной груши? Мы сидели так близко, я чувствовала тепло твоего тела и мне ужасно хотелось тебя поцеловать.

Её звали Таня. Высокая, хрупкая брюнетка с тонкими изогнутыми бровями. Когда я увидела её в первый раз, то не могла оторвать взгляд именно от этих удивительных бровей, пытаясь угадать, настоящие ли они.

Она забрала тебя. Я ждала тебя целую неделю, но ты так и не пришёл. А я плакала, стоя у зеркала, ведь у меня не было иссиня-чёрных волос, тонкой талии и красивых бровей.

Столько лет прошло, и я не плачу о тебе как прежде. Только кажется иногда, что самый счастливый момент моей жизни давно прожит.

Мне было тогда шестнадцать лет. Я сидела рядом с тобой на крохотном пеньке срубленной груши, чувствуя тепло твоего тела и мне ужасно хотелось тебя поцеловать.

Утро. Мне семь лет и я иду в школу. Одна. Идти ведь всего ничего – сначала прямо, через несколько минут повернуть за угол, не успеешь досчитать до десяти – и вот он школьный забор с кривыми, едва держащимися на петлях покосившимися воротами.

Я никогда не опаздываю, иногда даже прихожу раньше, потому что очень люблю учиться. Алеша всегда ждет меня у березы. У какой именно? У той самой, что растет, прижимаясь к кирпичному забору одного из огородов. Правда тогда забор был совсем другим. Каким? Не могу вспомнить. Так вот, если идти от моего дома, а потом взять, да и прямо у березы свернуть налево, а потом еще направо, за магазин… Раньше он назывался «Булочная». Заходишь – и попадаешь в хлебное царство. Вокруг высоченные стеллажи с деревянными полочками. А на них – чего только нет: батоны нарезные, горчичные, плетенки (их до сих пор называют халами), буханки черного, пшеничного (мы говорили ситный). Рядом бублики с маком, кунжутом, и самые мои любимые маленькие французские булочки и крохотные рогалики, названные отчего-то студенческими. Наверное, потому, думалось мне, что все студенты очень бедные, и денег у них хватает только на такие миниатюрные рогалики. Можно было подходить и самим брать хлеб или трогать свежий или черствый привязанными к стеллажам металлическими вилочками (или это были палочки? А, может, и то и другое?)