Между сном и явью - стр. 46
– Это каких например?
– Неважно.
– Ну и не рассказывай, если не хочешь.
– Слушай, я не одну неделю пыталась найти ответ. Мало ли, что мне могло в голову прийти.
– Да я и не осуждаю.
– Понимаешь, всё упирается в остров. Он страшный и никакой это не рай, если ты этого ещё не заметил. Я готова поклясться, что здесь происходят вещи, которых быть не может. Та хижина. Ты решил, что я верю, будто это нормально находить там полезные вещи, которых не было раньше. А я просто не знаю, как это объяснить.
– Ну хорошо. Вещи ты находишь это странно. Но неужели одно только это так тебя насторожило? Я вот не вижу как-то ничего особо необычного.
– А что обычного ты знаешь? Мы… я не помню о мире ничего, если не считать неполного десятка книг о временах, когда люди плавали под парусами и общались письмами. Но это всё старые книги. Я знаю, что читала их в детстве, хоть и не помню, когда именно. Значит всё уже совсем не так. А как? Может теперь и хижины такие обычное дело, и идолы, которые ночью покидают своё место, тоже нормально.
– Что? Прости, я наверное ослышался. Идол ночью покидает своё место? – я не мог сдержать улыбку. – Он что, кости размять отправляется?
– Не хочешь, не верь. – Таня обиделась и замолчала.
– Прости, это правда очень смешно звучит.
– Ага, смешно. Пока сам не увидишь.
– И прям встаёт и уходит?
– Не знаю. Наверное. Как-то раз проснулась от дикого грохота и отправилась искать его причину. В темноте я не сразу поняла, что на поляне стало слишком свободно. И только когда увидела пустой пьедестал, меня пробрала дрожь.
– Может…
– Даже не пытайся сказать, что я просто его не заметила. Это не так.
– Ну признай, в это сложно поверить.
– Сложно. Стой, нам сюда.
Таня свернула на едва заметную тропинку вглубь острова. В самую гущу. И прорываться по ней было слишком тяжело, чтобы продолжить разговор.
В этой части острова оказалось неестественно тихо. Кроме нашего дыхания, хруста веток и шелеста листвы не было ни одного звука. Стихли песни попугаев, стрекот насекомых. Даже шуршащие повсюду мелкие грызуны, и те сюда, как-будто, боялись заходить.
– А другой дороги нет? – спросил я. Ветки острыми краями то и дело царапали кожу, оставляя красные полосы крови.
Но Таня ответила резко и безапелляционно:
– Нет.
Скажи она по-другому, я бы поверил. Но так у меня появилось подозрение, что она просто не хочет мне показывать другой путь. Любопытство от этого задумало бунт. Вряд ли получится его долго сдерживать, но пока я не возразил и двигался следом, помогая по мере сил.
Временами лес редел и идти становилось проще. Пусть перерывы эти продолжались совсем недолго, мы всё же успевали перевести дыхание. А иногда ещё и обменивались парой фраз. В основном говорил я, а Таня односложно отвечала и попутно прислушивалась к неестественной тишине.
Моё сомнение в том, что дорога только одна укрепилось окончательно. Мы шли по дуге и теперь развернулись параллельно берегу. Неужели так сложно было пройтись дальше по песочному пляжу и потом напрямую до заветного дерева? К чему обходить стороной чуть ли не четверть острова? Я чувствовал, что Таня скрывает что-то важное и решил обратный путь пройти именно так, как мне казалось правильным.
Наконец деревья стали укорачиваться, постепенно свелись к молодой поросли, а потом и вовсе опустились чуть ниже колена. Стали неотличимы от сочной травы.