Между нами (любовь) война - стр. 27
Не отвечаю ни в сообщениях, ни лично. Даже тому, что Беркут помирился с Ваней и Мишей радуюсь молча. И молча его ругаю за заметную ссадину на скуле. Опять куда-то влез, с кем-то подрался.
«Привет, Зайчонок. Я очень сильно виноват, но ты такая красивая была…» — столько надрыва в этой фразе. Она проходится по мне мурашками и куда-то глубоко в меня оседает тоской. Его…
Эти парни для меня что-то вроде второй семьи. Вот тоже, интересно устроена жизнь. Не было ни одной, а потом сразу появилось две. Так работает баланс вселенной?
Только вот наша вторая семья дала серьёзную трещину, и это не может не ранить…
«Да чёрт! Ты конечно же всегда красивая. Самая красивая, Лиз. Правда. А я пьяный, охуевший дурак.»
Грустно улыбаюсь, глядя на себя в зеркало. Светлые волосы уже уложены в причёску. Я собрала всё наверх, заколола красивыми шпильками с маленькими блестящими камушками на концах и выпустила несколько прядей, чуть закрутив их до середины, придав образу лёгкости.
Надо сделать такой же лёгкий макияж, но ресницы никак не высыхают.
— Ты действительно дурак, Димка, — сдёргиваю с зеркала нашу общую фотку, сделанную в прошлом году. — Зачем ты всё портишь? Мы же друзья. Не надо ломать эту схему. Пожалуйста. Ты же не знаешь, как сложно потом, когда не получается. А я знаю. Это только с виду казалось, что мы с Назаром прошли путь расставания легко. Было море неловкости, переживаний. И у меня Илья! У нас что-то получается. А ты… Ты друг, Дима! — напоминаю я фотографии. — Что на тебя нашло? Откуда это всё? Или мне кажется?
— Можно? — стукнув в приоткрытую дверь, в комнату заглядывает мама.
— Да, конечно, — улыбаюсь ей, зачем-то пряча фотку в небольшой ящичек с женскими мелочами.
— С кем разговаривала? — мама проводит ладонями по моим плечам.
— Да так. Мысли вслух, — рассыпаю по столику косметику.
Мама помогает мне с макияжем и поднимает настроение. От неё веет теплом и искренней заботой. Благодарно касаюсь её руки, и моё сердечко делает несколько быстрых, трепетных ударов. В день рождения я бываю сентиментальной.
— Лиз, — её ладонь ложится мне между лопаток, — ты уверена, что правильно поступила? Я же вижу, как ты переживаешь.
— Уверена, мам. Назару придётся извиниться. Не хочет? Значит так «дорожит» нашей дружбой!
— А Дима?
— И Дима тоже, мам.
Про то, что причин злиться на Беркута у меня прибавилось, она не знает. Да и первую я озвучила очень поверхностно.
— Их родители будут.
— Я знаю. Совсем ничего против не имею. Буду рада видеть и дядю Руслана, и дядю Сашу, но эти черти пусть сначала извиняться! — кидаю карандаш для глаз в косметичку.
— Ну хорошо, хорошо. Это твой праздник, и только тебе решать, кто на нём будет присутствовать.
Это не совсем так. Взрослых приглашали родители. Нельзя не пригласить старых друзей и бизнес-партнёров. И те и другие отношения важно поддерживать.
Снимаю чехол с платья. Пышная многослойная юбка из шифоновых лоскутов разной длины распускается как красивый цветок. Платье совсем немножко хулиганское и вместе с тем очень нежное. Корсет на атласной шнуровке, лёгкий серебристый блеск, как камушки на шпильках в причёске. К нему у меня есть босоножки на устойчивом каблуке с ленточками, переплетающимися по ноге до самого колена. Мама помогает завязать два симпатичных бантика сзади.