Между империями - стр. 4
Мама и отец сидели через проход. Они оживлённо переговаривались, шутили – явно довольные, что успели на рейс.
Через несколько минут мы взлетели. Уши закладывало непривычно сильно, но карамелек тут почему-то не раздавали. Поэтому я старался справиться, открывая рот и сглатывая несуществующую слюну. Получалось плохо. К тому же, двигатели здесь работали шумно, издавая высокий свист. Всё это портило впечатление от полёта, и, когда, наконец, объявили посаду к Балхаше, я вздохнул с облегчением.
В аэропорту было совсем пусто: наш рейс оказался единственным. Самолёт подъехал к терминалу, опустил трап, и нас вывели таким же образом, как в Караганде – то есть пешком.
Солнце к тому времени почти коснулось горизонта. Наступали сумерки. На перроне зажглись фонари.
В зале прилёта царил таинственный полумрак. Встречающих было немного; большинство пассажиров нашего рейса со своими чемоданами сразу направились к выходу – туда, где была остановка рейсового автобуса до города. Сквозь мутноватое стекло на фасаде здания я видел, что автобус уже был на месте: старенький ЛИАЗ, со снятой передней панелью.
Мы с родителями, оказавшись в зале, встали чуть в стороне, пропуская других людей. Отец озабоченно оглядывался.
– Ну что? Не видишь пока? – спрашивала мама.
– Нет. Не видно. Может, на автобус пойдём? А то потом такси заказывать придётся, – предложил он.
– Надо расписание посмотреть, – предложила мама. – Может, ещё будут. Давай позвоним пока, ты же помнишь домашний?
– Нет. Не помню, – ответил отец, и запустил руку во внутренний карман кителя, который накинул в самолёте, когда похолодало. Достал оттуда потрёпанную записную книжку. – Сейчас посмотрим!
– Автомат если что вон, справа от выхода, – сказала мама.
– Ничего не понимаю… телеграмма точно ушла вовремя… – бормотал под нос отец.
Пока папа копался в книжке, я ещё раз оглядел зал. На самом деле мне бы хотелось, чтобы нас никто не встретил, и автобусов бы больше не было. Поездка на такси – это всегда приятное приключение. Как правило, в такси работали «Волги», а там очень мягкие и просторные сиденья. Когда плюхаешься на заднее кресло – можно почувствовать себя пилотом звездолёта.
Я едва успел подумать об этом, как вдруг наткнулся взглядом на знакомое лицо. Ёжик седых волос, золотая оправа круглых очков, внимательные серые глаза за тонкими линзами. А ещё высокие скулы и волевой, мужественный подбородок, которому я втайне завидовал. Дядя Шнайдер, близкий друг бабушки, стоял возле выхода и озабоченно вглядывался в небольшую толпу прилетевших пассажиров.
Поколебавшись секунду, я всё же дёрнул отца за руку.
– Не сейчас, – отмахнулся тот.
Тогда я подошёл к маме.
– Что, Ёжик, в туалет? – спросила она. – Сходи сам, он должен быть справа, за колоннами.
Я насупился и отрицательно помотал головой, хотя в туалет мне действительно вдруг захотелось. В Караганде перед полётом я успел напиться газировки, которую отец схватил в буфете для нас с мамой буквально на бегу, а в самолёте сходить не успел – посадку объявили быстрее, чем я сообразил, что мне надо.
– Там дядя Шнайдер, – сказал я, указывая рукой туда, где стоял бабушкин друг.
– А, да? – удивилась мама, глядя в ту сторону. И широко улыбнулась через секунду. – Серёж, заканчивай – нас встречают.
Пока взрослые здоровались, обнимались и разговаривали, я всё-таки успел забежать в туалет. Тщательно вымыв руки, я ополоснул лицо, потом влажными ладонями пригладил непослушные волосы. Посмотрел на результат в мутном зеркале. Оттуда на меня смотрел хмурый бледный мальчишка со слишком большими синими глазами, пушистыми, как у девчонки, ресницами и прилизанной чёлкой. Отражение мне категорически не понравилось. С досады я снова взлохматил волосы – и так неожиданно стало лучше. Можно представить, что я героически боролся со взрослыми с какой-нибудь аварией на борту самолёта и взмок от усердия.