Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути - стр. 66

чего разрешается и моральный изгиб, и компромисс). У редакторов «Накануне» – нет воли ни у одного. Ум и моральная опора есть… но, увы – не в слитном виде: у одних только ум – Дюшен, Гурович, у других порядочность – Лукьянов, Чахотин. Кирдецов – просто добрый малый, журналист с борзым пером, латинскими цитатами и легкостью в мыслях необыкновенной. Садыкер, с которым меня связывают и добрые личные отношения, и наибольшая идеологическая близость, к сожалению, не публицист и может только до некоторой степени парализовать дурные стороны своих коллег, что он и делает.

В результате газета плывет по советскому течению, явно впадая в коммунистический фарватер. Мог ли бы быть фарватер собственный? Это центральный вопрос не только нашей с Вами переписки, но и ближайших лет русской истории.

Возможна ли актуальная средняя политическая линия, решительно идущая на разрыв со старым, но не боящаяся в интересах новой России восстановить в ней частично то из старого, что может быть нужно и полезно в новых условиях? Соглашаюсь заранее, что формула достаточно гибкая, чтобы в нее можно было вложить любое контрреволюционное содержание. Однако напоминаю некоторые основные мысли прошлого письма: никакой реставрации политических отношений и форм, никакой социальной реставрации отношений, реставрация некоторых (возможно меньше) социальных форм, которые полезны и нужны для максимального развития производительных сил страны. Ни в коем случае не думать, что чистая реставрация буржуазных экономических установлений обеспечит такое развитие. В отличие от Вас я сильно сомневаюсь, чтобы тяжелая индустрия сейчас в частных руках могла дать процветание и стать доходной – процветание и доходность ее возможны лишь как завершение развития экономической мощи страны в целом; когда деревня начнет крыться железом и будет платежеспособна для массовой закупки инвентаря, тогда заработает металлургия, прокатка железа начнет возрастать не в %, а многократно, когда будут массовые перевозки экспортного хлеба (тут мы, наверное, сойдемся. Внешторг я считаю в его нынешнем виде вредным, внешнюю торговлю не отделимой от внутренней; но монополия внешней торговли все же необходима; только не осуществляемая оперативно, а проводимая в порядке регулировки, что я и стремился провести в жизнь, когда заведовал торговлей на Юге) – тогда будет массовый и бездефицитный ремонт и строительство вагонов. Одним словом, и для тяжелой индустрии основная база та же, что для легкой – деревня. Однако сроки соответственно продолжительней: если текстильной промышленности или резиновой надо еще 2–3 г., чтобы достичь нормы 1914 г., то металлургии, может быть, понадобится 12–15. А может быть, 8. Все зависит от сельского хозяйства; нельзя, как делают в Госплане, высчитывать – за год металлургия повысила продукцию на 50 % с 6 % до 9 % мирной; следовательно, на будущий год будет 13,5 %, в 1925 – 20 %; в 1926 – 30 % и т. д. до 1930 г. мы превзойдем довоенную норму. К срокам и пропорциям здесь надо подходить совершенно иначе: в 1922 г. сельское хозяйство дало излишек для товарного оборота в 200 млн. руб., в 1923 г. металлургия повысила производство на 50 %; в 1923 г. сельское хозяйство дало излишек в 400 миллионов; металлургия в 1924 г. даст возрастание продукции вдвое. И если, скажем, в 1925 г. сельское хозяйство даст излишек в миллиард рублей, то металлургия уже в 26-ом может приблизиться к довоенному уровню, а в 27-ом перегнать его.