Меж мирами скользящий - стр. 33

– …ам плохо, сэр? – Наконец-то ко мне вернулась способность слышать. – Что с вами?

– Ничего, ничего… только не волнуйтесь, – я поспешил успокоить стюардессу, а также любопытствующих соседей. – Это всего лишь сон. Заснул, понимаете ли, а тут, как назло, кошмар приснился.

– Может быть, все-таки вызвать врача? Вы так побледнели, зубами во сне скрипели, и этот пот!.. – не унималась заботливая эйр-хостис. – Один из наших стюардов – дипломированный фельдшер…

– Вот глупая девчонка – пристала к парню, как банный лист к одному месту! – Сидевший в противоположном от прохода ряду мужчина поднялся со своего кресла с едва початой бутылкой виски в правой руке и стаканом в левой и, прихватив со столика стюардессы второй стакан, бесцеремонно плюхнулся на свободное место рядом со мной. Затем, как бы опомнившись, поинтересовался: – Не возражаете? – И, плеснув в трофейный стакан золотистой жидкости примерно на два пальца, протянул мне со словами: – Примите внутрь, молодой человек, это именно то, что в данный момент вам поможет лучше всяких микстур и таблеток.

Был мужчина невысок, кряжист, лет сорока или сорока пяти на вид, щеголял полированной, как бильярдный шар, головой. Вообще-то лысина была ему очень к лицу, и представить этого человека обросшим густой шевелюрой было весьма затруднительно. Говорил он по-английски недостаточно бегло, с ярко выраженным русским акцентом и время от времени запинался, подыскивая нужные слова.

Я машинально принял из его рук бокал и залпом осушил его. После чего вернул владельцу опустевшую тару и для удобства общения перешел на его родной язык.

– Премного благодарен, господин… Э?..

– Смирнов Иван Николаевич – предприниматель и в некоторой степени политик, – представился мужчина и, улыбнувшись по-детски открытой улыбкой, добавил: – На Смирновых, Ивановых и Кузнецовых вся Расея-матушка держится. Давай, паря, еще по маленькой врежем, иначе я среди этих надутых халявщиков, привыкших путешествовать по первому классу за хозяйский счет, и маменькиных сынков, получивших образование в разных там Оксфордах и Кембриджах, с тоски сдохну. Никак не возьму в толк, язвенники они все здесь, что ли, – даже на дармовщинку вмазать отказываются, все бубнят: «Сори, ай м нон-дринкен!» Знаем, какие они нон-дринкены – просто выпендриваются друг перед дружкой, а в Москве дорвутся до нашей прозрачной – за уши не оттащишь. Ты, земеля, по какому делу в Туманный Альбион мотался? Если, конечно, не секрет. Я поначалу подумал, что ты также из этих гусей гамбургских, – Иван Николаевич обвел салон рукой с опустевшим стаканом и пояснил: – Эвон как по-англицки шпаришь, как по-русски.

– Ивэн Вериск – искусствовед, – в свою очередь отрекомендовался я и поспешил разуверить своего нового знакомого в том, что являюсь его земляком: – Извините, Иван Николаевич, но я родом не из России. Родился и вырос в Австралии, неподалеку от Мельбурна, а в Москве года два назад проходил стажировку.

Легенда о моих австралийских корнях была заранее мной проработана самым тщательным образом, поэтому даже коренной житель Зеленого континента не смог бы подловить меня на противоречиях. Сказка про австралийского ученого была очень удобна тем, что, представься я, например, американцем или жителем какой другой европейской страны, существовала вероятность нарваться на какого-нибудь оголтелого шовиниста, относящегося не самым лучшим образом к представителям именно этого государства. А поскольку граждане Австралии из-за географической удаленности своей родины от разного рода международных свар и разборок мало кому успели насолить, относились к ним как в Старом, так и Новом Свете вполне лояльно. В чем я тут же смог убедиться: