Метрополис - стр. 19

Разумеется, мы были легкой мишенью, не в последнюю очередь потому, что нынче Берлин не имел почти ничего общего с остальной частью страны. Столица все больше походила на огромный корабль, который сорвался с якоря и медленно дрейфовал прочь от берегов Германии. Казалось маловероятным, что мы, даже если захотим, вернемся к более консервативному укладу. С возрастом от своих родителей и корней отдаляются не только люди, но и метрополисы. Я читал, что почти по тем же причинам многие французы ненавидели Париж: парижане постоянно заставляли остальных ощущать себя бедными родственниками. Вероятно, похожее происходит с любым крупным городом. Насколько я знаю, мексиканцы ненавидят жителей Мехико по тем же соображениям, по которым мюнхенцы презирают берлинцев. И, разумеется, наоборот. Я вот никогда особенно не любил баварцев.

Дело Хелен Штраух – это жизнь в метрополисе, описанная жутко, по-скотски подробно, грязно и удручающе. Словно в темном лесу подняли мокрый камень, чтобы взглянуть, что под ним ползает. Закончив читать документы, я почувствовал, что обязан вымыть лицо и руки. Но вечер только начинался, и мне предстояло встретить еще много омерзительного на своем пути.

Я понял, что мы добрались, когда на подъезде к мосту Фишерштрассе в конце Фридрихсграхт узнал сидевшего на швартовом кнехте полисмена в униформе. Это был Мичек. Хороший коппер, на которого обычно можно положиться. Даже его сияющая обувь о многом говорила: Мичек был настоящим коппером – надраенным до блеска и таким же твердым, как стальные носки его сапог. Увидев фургон, он встал, застегнул воротник кителя, надел на голову похожий на пожарное ведро кожаный шлем, бросил сигарету в черную воду за спиной и подошел, отсалютовав двумя пальцами. Уважение вызывал автомобиль, а не я. Хотя номинально теперь я был главным на месте преступления.

– Где наш Макс Мустерманн? – спросил Ганс Гросс, выбираясь из-за огромного рулевого колеса.

Я вместе с двумя полисменами, которые сопровождали нас от «Алекс», последовал за ним. Фрау Кюнстлер осталась сидеть за пишущей машинкой. У нашей стенографистки не было желания разглядывать мертвое тело, не могу сказать, что винил ее за это. Тем более речь шла о трупе, побывавшем в реке. Завеса сигаретного дыма перед очкастым лицом фрау Кюнстлер, вероятно, должна была оградить ту от любого неприятного зрелища или запаха.

– Все еще в воде, – ответил Мичек. – Мы его подцепили, но решили не вытаскивать, чтобы не потерять какие-нибудь улики.

В Шпрее частенько находили утопленников, и так же часто они оставались неопознанными. Пока труп вытаскивали на набережную, кошелек мог запросто выпасть из кармана и оказаться на дне реки. После такого сложно установить имя человека, особенно если его лицом уже отобедали рыбы.

– Хорошая работа, – отметил Гросс.

Мичек указал вниз, на трех барочников, которые играли в скат на перевернутой корзине. У всех троих были кепки и трубки, а волос на лице хватило бы для набивки небольшого дивана.

– Пришли глянуть на наш улов? – спросил один и, развернувшись, потянул за леску.

К маслянистой поверхности воды приблизилась верхняя половина покойника.

Ганс Гросс тем временем развернул свой портативный «Фогтлендер» и принялся фотографировать.

– Кто его нашел? – спросил я.