Метро 2033: Край земли. Затерянный рай - стр. 32

На плацу перед входом в казарму уже много лет назад был оборудован большой деревянный стол с бревенчатыми скамейками. Именно за него сели Цой и Крашенинников. Вечер уже полностью вступил в права, и полумрак затянул окружающий мир. Последние лучи солнца теперь лишь цеплялись за вершину Авачи, окрашивая ее в бронзовый блеск, как и подбрюшья редких облаков.

Антонио давно заметил гостя. И когда они уселись за стол, он свесил из окна большую масляную лампу, которая тут же привлекла к себе комаров.

– Привет, Куба! – махнул рукой Александр, заметив в окне еще одного жителя центральной казармы. – Спускайся, поужинаем!

– Я уже ужинал. Благодарю, – отозвался сверху Квалья.

– У нас не так много припасов, чтобы кормить гостей, – строго сказала Оливия, скрестив на груди руки.

– Так я и не собирался вас объедать, – улыбнулся Цой, выкладывая содержимое своей наплечной сумки на стол. Это была пара небольших бутылок. В одной какая-то мутноватая жидкость, в другой, похоже, березовый сок. Следом показалось несколько печенных в углях картофелин, банка салата из крапивы, черемши, щавеля и вареных яиц. Стеклянная баночка с красной икрой, которой Камчатка была богата, как иные края лесными ягодами. Следом на стол было выложено и филе лосося. – Присаживайся с нами, хозяюшка. Откушай угощений.

– Я не голодна, – бросила Собески и направилась в здание.

Саша проводил ее взглядом, щупая пальцами свою бороду, затем тихо произнес:

– Ох уж эти бабы. Без них ну никак. Но когда норов свой показывать начинают, хоть вешайся, да? – он подмигнул Михаилу. – Я тут замутил с одной. Оксана. Ух… Огонь просто!

– Так зачем ты пришел? – равнодушно спросил Крашенинников. – За то, что поронит и многое другое вернул, спасибо, конечно. Но чего взамен хочешь?

– Я разве сказал, что хочу чего-то взамен? Хотя, может, и хочу. Например, чтобы ты выпил со мной. – Цой открыл поллитровую бутылку с мутноватой жидкостью.

Крашенинников фыркнул:

– Самогон? Я думал, что вы самогон в общине запретили.

– Ты ошибался, дружище, – ответил Александр, разливая резко пахнущую жидкость в стоящие на столе кружки. – Мы не запрещаем самогон. Мы запрещаем пьянство. Потому и строго регулируем производство этого нектара. И следим, чтобы в одних руках не было столько его, чтоб владелец этих рук мог свалиться без памяти. А для медицинских целей и для поддержания тонуса по праздникам да в стужу зимнюю… Это мы не воспрещаем. Я вот помоложе тебя. Других крепких напитков и не знаю. А ты, наверное, помнишь и коньяки, и вина, и водочку. Да? Тебе уже лет двадцать пять было, когда все рухнуло? Больше?

– Я не увлекался алкоголем.

– Так ведь и я не увлекаюсь. Да что ты смотришь так, тут всего-то по двести пятьдесят капель на брата. Какое уж тут увлечение. К тому же добрая самогонка, поверь. Моя Оксанка гнала. А женские руки, сам знаешь, вроде и нежны до опьянения, но некоторые вещи делают ох какими крепкими… – сказав это, Цой расхохотался.

Михаил в ответ даже не улыбнулся. Так и смотрел пристально на гостя. Александр вздохнул и покачал головой:

– М-мда. Тяжелый случай. Ну, давай уже выпьем, что ли? – он поднял свою кружку.

– И за что пьем? – Крашенинников обхватил ладонью свою.

– А давай, для начала, за понимание.

– Ну что ж, понимание нам точно не повредит.