Метель - стр. 38
– Следы, – отец покачал головой. – Следы-то кабаньи!
Грегори мысленно сплюнул и обругал себя пустобрёхом. Сам же следы видел, нет – поумничать захотелось! Он сделал несколько глотков – от сбитня, хоть и остывшего, тепло приятно разлилось по всему телу.
– Ладно, поглядим, – заключил Шепелёв-старший, не замечая сыновней оплошки. Затянул завязки на горловине мешка, подвесил его на сук и закутался плотнее в просмолённый охотничий редингот толстого сукна. Грегори оставалось только сделать то же самое.
Главное на охоте – это умение ждать.
Терпение.
Проснулся Грегори от того, что холодок забрался под редингот и настойчиво теребил оголившееся тело. Последнее дело спать в такой позиции, – хмыкнул мальчишка про себя, осторожно садясь удобнее. Болела спина, болело и то место, на котором сидят.
Ночная теснота стремительно редела, уже можно было разглядеть и ближнюю опушку леса, и то, как в Бухмене играет рыба – стремительные серебристые тельца нет-нет да и выскакивали из воды и почти без плеска снова уходили на глубину.
Грегори шевельнулся снова и застыл, настигнутый едва слышным шёпотом отца:
– Не шевелись.
Из-под низко надвинутого башлыка на него смотрели внимательные отцовские глаза. Шепелёв-старший чуть заметно моргнул, повёл взглядом в сторону леса. Шевельнул губами:
– Идут.
Грегори медленно, чтобы не колыхнуть веткой, не скрипнуть жердью лабаза, поворотил голову, глянул.
И впрямь – идут.
По лугу, раздвигая густую траву, к полю двигалось несколько тёмных туш – в предрассветном полумраке незаметно было, чёрные эти туши или рыжие – словно корабли плыли. В пеленг идут, не в кильватер, – глупо подумал Грегори и едва не подавился дурацким смехом, сдержался в последний момент.
Стадо шло не торопясь. Чуть похрюкивали на ходу в несколько голосов подсвинки, тонко повизгивали молочные поросята. Полосатые, наверное, – пришла новая глупая мысль.
Не дойдя до поля, передний зверь, здоровенный секач едва ли не два аршина в холке, остановился и тут же, словно по команде, остановилось и всё стадо. «Три… четыре… пять… семь…» – считал про себя Грегори, перебегая взглядом от одной туши к другой.
Семь! Не считая визгучей мелочи.
Секач свирепо рыкнул, и многоголосое сопровождение вмиг утихло, только поросята продолжали повизгивать и негромко хрюкать. Мелюзгу так просто не утихомиришь. Секач, видимо, решил так же и, больше не обращая внимания на них, принялся нюхать воздух – даже на лабазе, в десяти саженях от стада, было слышно, как он свирепо сопит и всхрапывает.
Ветерок тянул от озера и от стада к сосне, и вепрь, несколько мгновений постояв с настороженными ушами, коротко хрюкнул и двинулся к полю. Следом за ним двинулось и остальное зверьё.
Плавно-плавно, чтобы не скрипнуть, не прошуршать, Матвей Захарович снял с обломанного сухого сучка ружьё и протянул его сыну. Грегори подхватил – ружье оказалось вдруг неожиданно тяжёлым. То ли он отвык, то ли привезённая отцом из Уфы винтовка Фергюсона, почти точная копия отцовской, и вправду была тяжелее тульского дробовика, с которым он ходил на зайцев, уток и тетеревов в прежние годы, но Грегори едва удержал её на весу. Сцепил пальцы на отполированном ореховом ложе с мелкой резной насечкой, поднял винтовку на уровень глаз. Отец уже тоже поднял свою винтовку, быстро глянул на Грегори, ткнул большим пальцем себя в грудь и показал поднятый вверх указательный палец, потом показал им на Грегори и поднял вверх два пальца. Шевельнул бровями – понятно, мол?