Метель - стр. 30
Чтоб больше шуму было и можно было того чужака сразу услышать.
Казак, чуть пригнувшись, вышагнул на невысокое крыльцо – в каждой руке по сабле. В ножнах, с ременной сбруей. Выпрямился и коротким движением левой руки швырнул одну саблю барчуку. Грегори едва успел подхватить ножны левой рукой. Ухватился за рукоять. Мелькнули в памяти слова дядьки, которыми он наставлял ещё пару лет назад неука: «Не вытягивай саблю, бестолочь, ножны с сабли сбрасывай! Эхх, каша берёзовая по тебе плачет».
Длинный, едва изогнутый клинок с тихим шорохом покинул ножны.
Остафий шагнул с крыльца, чуть припадая на правую ногу – она была деревянная, искусно вырезанная питерским мастером несколько лет назад. Грегори, как обычно, чуть помедлил, опять вспоминая первую их стычку – до того Остафий только поучал его, как правильно держать саблю и как правильно рубить. Тогда он, Гришка, постеснялся напасть на наставника в полную силу, а казак через какую-то минуту уже гонял барчука по всему двору поместья, и сабля в его руке хищно свистела, то и дело грозя починить Шепелёву-младшему кончик уха или укоротить светлые вихры. А отец стоял на высоком крыльце, весело хохотал и хлопал в ладоши.
Страшно тогда было так, что и сейчас вспомни – и волосы на голове шевелятся.
Как же он тогда ненавидел отца!
Каким же он был дураком!
Казак рывком прыгнул с крыльца – деревянная нога почти не мешала ему двигаться. Свистнула сабля, и Грегори едва успел отвести удар ножнами – ему нравился этот способ боя, подсмотренный Остафием в бесконечных войнах коалиций, то ли у французов и австрийцев, то ли у турок и персов.
Заметались сабли, сшибаясь над плотно вытоптанной травой двора, кружились бойцы, стараясь достать друг друга оружием.
Краем сознания, отбивая очередной удар казака и целясь хотя бы обозначить ему угрозу, Гришка отметил, что на ножнах уже много засечек от сабельного клинка – и неудивительно, они уже с год как по двору пляшут.
Посреди двора стояла телега с длинными дрогами, и оглобли прятались в спутанной траве.
Грегори едва не споткнулся, подпрыгнул вверх и назад, перепрыгивая и через оглоблю, и через провисший ременный тяж, присел, пропуская над головой клинок сабли – в прошлом году Остафий ещё сдерживал саблю, понимая, что «неук» может и не успеть отбить или уклониться, а в этом году рубил почти по-настоящему. Попятился, споткнулся о вторую оглоблю, повалился назад, в траву – сабля, глухо звякнув, оставила засечку на оглобле в вершке от его пятки. Барчук рывком поджал ноги – хоть опасности уже и не было, а только ноги сами сработали. Перекатился, вскочил на ноги – казак, ковыляя, перешагнул обе оглобли и уже опять был рядом.
Грегори выпрямился, отклоняя летящую прямо ему в голову холодную сталь ножнами, провернулся вправо и обозначил удар саблей под рёбра наставника.
– Шабаш, – выдохнул казак, посмеиваясь. По его лбу обильно тёк пот (и немудрено, на такой-то жаре), стриженные в кружок волосы намокли и прилипли ко лбу и вискам. – Молодцом, парнёчек, молодцом. Красно сегодня бьёшься.
Он попятился к телеге, рывком уселся на неё, свесив ноги через грядку. Бросил саблю в ножны, вытер пот рукавом.
– А староват я стал всё-таки таким козелком-то скакать, – признался он, улыбаясь и расправляя усы. – Поди-ка в хату, принеси жбан с квасом, он в уголке стоит, утром только с ледника принёс.